Комиссия спелеологии и карстоведения
Московского центра Русского географического общества

ENG / RUS   Начальная страница   Письмо редактору

Список комиссии | Заседания | Мероприятия | Проекты | Контакты | Спелеологи | Библиотека | Пещеры | Карты | Ссылки

Библиотека > Книги и сборники:


В. Н. ДУБЛЯНСКИЙ

Пещеры и моя жизнь

(к моему 80-летию)

СОДЕРЖАНИЕ: От редактора; Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5; Приложение;

Часть 3. Этап СГУ (1972- 1997)


1972 г.

В июне я перешел на работу на географический факультет СГУ… Мои скромные 9 тыс. руб., переведенные из ИМРа, были первой договорной работой молодого университета…

Летом я провел очередную небольшую экспедицию, а также руководил приемом группы словацких студентов из г. Нитра. Мы посетили Чатырдаг и Красную пещеру, Бахчисарай, после долгих согласований съездили в Севастополь, а основное время отдыхали в Алуште на пляже. Визит прошел успешно и мы договорились о новых встречах (правда, в Нитру поехал не я, а другие преподаватели СГУ).

В конце года я был занят подготовкой лекций: довольно быстро были разработаны базовые и специальные курсы по гидрологии, гидрогеологии и инженерной геологии, карстоведению, математическим методам обработки материалов наблюдений. Этому очень помогла моя работа на Ай-Петри, где мне, геологу, приходилось заниматься вопросами гидрологии. К разделу курса "Мировой океан" много оригинальных материалов и карт передал наш друг, Глеб Борисович Удинцев, который провел на "Витязе" десятки экспедиций.

Как я читал лекции? Вероятно, не мне судить об этом. Но на 3-м курсе тогда учился сын нашего заведующего кафедрой и проректора, Василия Георгиевича Ены. После лекций он прибежал к отцу и сказал: "Такого мы в университете еще не слышали"…

С В.Г. Еной отношения сложились не сразу (меня взяли на работу, когда он был в отпуске). Они нормализовались только после того, как я заверил, что ни при каких обстоятельствах не претендую на заведование кафедрой… Он сразу успокоился.

Параллельно с ведением лекционной работы я развернул экспедиционную деятельность, выступив организатором новой формы обучения – кафедральных (позднее – межкафедральных) научных студенческих экспедиций, выполняющих задания производственных организаций (Мингео УССР и РСФСР, Госстроя СССР, Управления курортами СССР), а также Советов министров Грузинской, Армянской и Туркменской ССР по изучению карста в хозяйственных целях. Экспедиционные работы проводились в основном на Западном Кавказе, иногда перемещаясь в Грузию (Ново-Афонская пещера), Армению (пещера Арчери), Туркмению (Бахарденская пещера) и в Приуралье (Кунгурская пещера). Однако карстовые районы Украины и Крыма постоянно оставались в моем поле зрения.

 

1973 г.

ЧЕХОСЛОВАКИЯ. Центральным событием 1973 года был VI спелеоконгресс в Чехословакии. Г.А. Максимович на него не заявлялся и на сей раз москвичи не выпустили меня… Все необходимые документы были представлены в срок и лежали в Управлении внешних отношений Академии Наук. Когда мы с Любой и детьми на автомашине ехали отдыхать в Карелию, я, проезжая через Москву, лично проверил это. Но, возвращаясь, я через 20 дней еще раз зашел в УВС. Документов не было…

За 15 лет работы в Крыму у меня сложились неплохие деловые отношения в соответствующих органах (я неоднократно консультировал их по самым разным вопросам, связанным с пещерами). Я позвонил в Крым и объяснил ситуацию. Ответили: "пока будете ехать, этот вопрос попробуем решить…".

Я водитель с большим стажем (на тот момент более 20 лет), но ездил очень осторожно. За эти годы мы объездили весь Крым, побывали на Северном Кавказе, в Европейской части СССР, в Прибалтике и Закарпатье. Суммарный пробег нашего "Москвича" превысил 200 тыс. км. Из Москвы до Крыма мы ехали 3 дня. Дома меня ожидала телеграмма из Чехословакии, в которой сообщалось, что я награжден золотой медалью конгресса и все расходы по пребыванию в стране несет принимающая сторона.. Я зашел к моим знакомым. "Вопрос решен", – сказали они… "Вы едете от Крымского общества дружбы с зарубежными странами, но только за свой счет". Я показал им телеграмму…

Позвонил Володя Илюхин. Делегаты ВЦСПС (он и неизвестный мне Сергей Николаевич) выезжают из Москвы завтра, а вся группа – через два дня. Я взял билет на поезд Симферополь-Киев с таким расчетом, чтобы "подсесть" на проходящий поезд Москва-Прага. У нас с Володей была уйма деловых разговоров. Не обошли молчанием и мое "исключение" из делегации. Вдруг вмешался Сергей Николаевич: – "Давайте сыграем втемную. Пусть считают, что Вы – член нашей делегации…". Это предложение сулило много интересных возможностей и я с благодарностью принял его.

В Оломоуце нас встречали как "делегацию СССР". Мы побывали у организатора Конгресса, Владимира Паноша. Он прожил непростую жизнь, большая часть которой посвящена исследованиям карста и пещер. Закрытие университетов в начале второй мировой войны не позволило ему завершить образование. Панош оказался в Италии, а затем в Великобритании, где поступил на службу в Королевские, а затем в Канадские воздушные силы. Панош был пилотом и штурманом, принимал участие в боевых действиях, был награжден рядом боевых медалей. В свободное время он начал изучать метеорологию и климатологию в Кембриджском университете. После войны в звании генерал-майора он преподавал в военной школе пилотов и завершил свое географическое образование в университете Оломоуца.

Изменения в политической системе Чехословакии в начале 50-х гг. привели к увольнению его из школы пилотов и из университета. Он поступил в туристский кооператив, который занимался разведыванием пещер Моравии. Моравский географ, известный профессор Витасек помог Паношу закончить географическое образование в университете Брно. В 1955 году в Брно была создана лаборатория геоморфологии и Панош вернулся к научной работе. Со временем лаборатория превратилась в институт географии, где Панош в 1962 г. защитил докторскую диссертацию по карсту. В 1964-65 гг. Панош занимался геоморфологическим картированием на Кубе. В 1969 гг. он перешел на географический факультет университета в Оломоуце, где вскоре стал профессором.

Интересы Паноша в науках о Земле весьма разнообразны. Это геоморфология и гидрология карста, геоморфологическое и геологическое картирование, изучение перигляциальных явлений, форм выветривания и гидротермокарста, палеогеография и палеокарстология, спелеотерапия и изучение пещерной атмосферы. Панош опубликовал почти 400 научных работ. Он был почетным членом ряда спелеологических обществ, членом Бюро и вице-президентом Международного союза спелеологов.

Побеседовав с обаятельным Паношем, мы уехали на предконгрессную экскурсию. Советским делегациям обычно выделяли отдельный автобус, что ограничивало общение с иностранцами. А здесь мы ехали общим автобусом. Познакомились и подружились с поляками (Мариан Пулина, Збигнев Вуйцик, Мария Маркович и др.), венграми (Георг Денеш), канадцами (Дерек Форд) и многими другими коллегами.

Осмотрели несколько пещер, в том числе знаменитую Катаржинку. Она поразила нас организацией использования. Пещера обвалоопасна, поэтому в начале сезона над ней производят довольно мощный взрыв, затем обирают своды и спокойно эксплуатируют целый год. Наш Госгеолтехнадзор на такое категорически не способен…

Я почти всю экскурсию сидел рядом с полячкой Марией Маркович, которая провела войну в СССР и великолепно владела русским. Она много расспрашивала меня о карстовых районах страны, а я много рассказывал, стараясь увязывать свой рассказ с теми объектами, которые нам показывали. Моя трактовка виденного часто не совпадала с тем, что нам рассказывали, и Мария была поражена уровнем развития нашей спелеологии. Через два дня мы вернулись из экскурсии и встретили советскую группу туристов, только разбирающую чемоданы…

Основные заседания Конгресса проходили в Оломоуце, со времен наполеоновских войн бывшем базой русских армий. На его открытии вручены золотые медали конгресса. От СССР их получили Н.А. Гвоздецкий, Г.А. Максимович (медаль для Г.А. Максимовича была вручена его супруге, Кларе Андреевне Горбуновой) и я.

Чехословакия. Памятник на поле битвы Аустерлица. 1973 г.
Нашу тройку по-прежнему рассматривали как особую и устраивали для нас отдельную программу. Мы побывали в нескольких небольших пещерах, на поле битвы 2 декабря 1805 г. в Аустерлице, где сооружен красивый памятник. По вечерам пили пиво и "собирали сплетни" в полурусской (по жене) семье Иржи, секретаря парткома университета, ответственного за прием иностранных делегаций. Долго так продолжаться не могло и нас пригласил к себе в номер руководитель советской группы Н.А. Гвоздецкий. Мы договорились, что от нас переговоры будет вести Сергей Николаевич, имеющий большой опыт дипломатической работы.

Гвоздецкий сразу начал разговор на высоких тонах: дескать, негоже, чтобы страну представляли две делегации. Сергей Николаевич спокойно возразил, что делегация, обладающая правами, одна – от ВЦСПС (и он выложил на стол соответствующие "верительные грамоты"). А вторая – простите, не делегация, а просто группа научных туристов…

Тон был сразу снижен. Договорились, что мы объединяемся в одном автобусе и действуем вместе, но в пределах своих полномочий. При этом Сергей Николаевич еще раз подчеркнул, что наши полномочия шире: ВЦСПС по ряду позиций поручил нам вести переговоры… О моем статусе речь не возникала, и поэтому некоторые мои действия (на которые я тоже имел разрешение от посылавшей меня организации) иногда вызывали шок у Чикишева и Гвоздецкого…

Дальше все шло спокойно. Мы выступили с докладами и установили контакты с рядом специалистов. Наибольшее впечатление осталось от встречи с Алексеем Николаевичем Мартыновым. Я привез ему в подарок пластинку с песней "Русское поле". Мы с Володей вручили ее вместе с мешочком русской земли (об этом он умолял еще в Югославии) и просили, чтобы он прослушал ее один, без иностранцев. Поздно ночью кто- то стал стучать к нам в номер. Открываем – растрепанный Мартынов с бутылкой французского вина в руках… "Ребята, вы не знаете, что вы сделали… Я весь вечер плакал над нашим полем…". А сколько таких "потерянных колосков" осталось по всему миру…

Экскурсионная часть Конгресса также прошла хорошо. Мы посетили карстовые районы на склонах Высоких и Низких Татр, Малой и Великой Фатры, а затем – Словенского Рудогорья. Из Рожнявы Володя и Сергей Николаевич уехали домой, а я, проводив их, остался. Новая загадка для руководства советской группы…

Здесь же состоялся короткий, но очень полезный разговор с В.М. Муратовым. Это геолог, работавший на Кубе и, так же как Панош, "прихвативший" гистоплазмоз… Я рассказал ему о начатых нами исследованиях нового карстового района Алек на Западном Кавказе. При этом посетовал, что эти работы приходится вести без финансирования. "А Вы не пытались обратиться к гидрогеологу Лазаревской партии А.Б. Островскому?", – спросил он. Мы договорились, что по возвращении домой он напишет ему о моих идеях. Так из случайного контакта родилось многолетнее очень полезное сотрудничество.

После посещения пещеры Домица мы пересекли границу и побывали в ее продолжении – венгерской пещере Аггтелек. Это вызвало панику у наших руководителей: виз в ВНР ни у кого не было… Их успокоили, сказав, что все договорено и визы не нужны.

Около пещеры нас встретил Георг Денеш. Он обнял меня, сунул в карман 100 форинтов и записку на немецком языке: "Спасибо за Крым". Мы были в Венгрии только у Аггтелека и поэтому я потратил форинты на приобретение разных "пещерных" безделушек, которыми одарил "безденежных" членов нашей группы. Но за обедом ко мне подсел сибиряк Оводов и, по просьбе Чикишева, начал расспрашивать, откуда у меня венгерская валюта. Я ответил, что надо иметь друзей…

Венгерскую часть Словацкого Карста иногда называют Аггтелекским Карстом. Сложен он триасовыми известняками, в которых развиты карры, воронки, котловины, реликтовые формы тропического кегелькарста, а также ряд больших пещер. Наиболее известна пещера Аггтелек (Барадла), которая является продолжением пещеры Домица в Словакии. Длина венгерской части пещеры 20 км. Она состоит из ряда залов, по дну которых протекает р. Стикс. Резкие изменения ее уровня, приводящие к внезапному подтоплению пещеры, связаны с притоком воды с правобережных водосборов, сложенных некарстующимися породами. Большой Концертный зал пещеры обладает прекрасной акустикой, его потолок украшают сталактиты. Незабываемое впечатление оставляет программа органной музыки, сопровождающаяся световыми эффектами. Особенно понравился нам "Танец с саблями" Хачатуряна.

Изумительные по красоте форм натечно-капельные образования пещеры Аггтелек, к сожалению, имеют следы копоти (от факелов, которые раньше применялись для освещения пещеры). Достопримечательностями пещеры являются сталагмит Обсерватория (28 м высотой), а также громадный зал Великанов с хаосом обвалившихся глыб и сталагмитов. В пещере работает биоспелеологическая научно- исследовательская станция, которая зарегистрировала здесь свыше 270 видов животных.

Советская делегация на 6-м спелеоконгрессе в Чехословакии. 1973 г.
В пещере Мира (8,7 км) оборудован санаторий для больных, страдающих астмой. Пещера Вашш Имре (1,0 км) – один из объектов научно-исследовательской станции. В ней проводились наблюдения по иридиевым стержням за смещением стенок пещеры вследствие приливно- отливных сил Луны и Солнца, а также гидрогеологические исследования.

Уезжали мы из Аггтелека уже затемно. Я подошел к шоферу, достал карту и стал следить за дорогой. На одном из поворотов попросил остановиться, пожелал коллегам счастливо вернуться на Родину, одел рюкзак… и ушел в ночь...[12]

Пройдя десяток километров по хорошо маркированной тропе, я пришел к пещере Гомбасек, где проходил семинар спелеологов. Я послушал сообщение о работах американских подводников в пещерах Мексики и ушел спать. Утром меня разбудила целая "делегация". Ее интересовало, действительно ли я из СССР? Один? Без сопровождающих из КГБ? Не может быть! Пришлось "разочаровать" их и прочитать лекцию о спелеологии в СССР. Особый интерес вызвали слайды: о нашей стране, действительно, знали мало …

Затем я поучаствовал в работах на плато Плешивец и с удивлением убедился, что здесь немного нивально-коррозионных полостей (причина – не количество снега, а особенности его стаивания). За мною приехали мои друзья из Нитры и повезли меня в Беланские Татры. Там забрали оставленный мною чемодан, и отвезли в Братиславу, где меня ждал инженер Цебецауэр. Ночной разговор о пещерах Словакии, короткое знакомство с городом и Иван усаживает меня в поезд Братислава-Прага, откуда у меня был обратный билет в СССР.

Так закончилось мое участие в работе конгресса. Он дал много новых знакомых, и, что более важно, представителей СССР включили в его рабочие комиссии. Нас начали признавать…

Мой переход в вуз предусматривал вступление в партию… До 43 лет я избегал всех связанных с нею "нагрузок". Моим мерилом отношения к ней было только что написанное великолепное стихотворение Расула Гамзатова:

Собрания! Их гул и тишина,
Слова, слова, известные заранее.
Мне кажется порой, что вся страна
Расходится на разные собрания.

Взлетает самолет, пыхтит состав,
Служилый люд спешит на заседания,
А там в речах каких не косят трав,
Какие только не возводят здания!

Собрания! О натруженные рты!
И словеса ораторов напористых,
Чья речь не стоит в поле борозды,
Не стоит и мозолей рук мозолистых…

Через год работы в СГУ меня встретил секретарь парткома и спросил, где мое заявление. Я попытался отшутиться, что серьезные дела не решаются на лестнице, но он вернулся в кабинет и "мы поговорили серьезно". За 20 лет в партии я прошел путь от рядового коммуниста до постоянного члена парткома. Мою деятельность характеризует беседа в городской парткомиссии по выездам за границу. Подписывая мои документы, председатель комиссии сказал: "Мы проанализировали деятельность парткома СГУ. Нас настораживает, что Вы постоянно голосуете против его решений". Я ответил честно: "А как я должен голосовать, если на одном заседании партком с соответствующими мотивировками рекомендует члену партии N. развестись с женой, а на следующем (с не менее вескими доводами) объявляет этому же N. выговор за развод ...?". Вопрос был закрыт.

Сегодня, через 30 лет, я с горечью вспоминаю о нашей Партии. Потеряв ее, мы "выплеснули с водой и ребенка" – исчезли коллективизм, чувство локтя, то регулярное общение, которое давали изрядно надоевшие тогда собрания…

ЛАЗАРЕВСКОЕ. Осенью 1973 г. я получил ответ от Островского и поехал к нему. Долетев до Адлера самолетом, пересел на автобус и через несколько часов был в Лазаревском. Позвонил из автовокзала Островскому. Он сказал, что выезжает за мной, так как его партия находится довольно далеко в ущелье. Мы с ним знакомы не были, поэтому я сел у входа и просматривал все приходящие автомашины. Наконец из машины вылез плотный высокий человек. Он зашел в холл, скользнул взглядом по моей выгоревшей штормовке и прошел в зал. Сделав круг, он вернулся и стал недоуменно оглядываться. Я подошел к нему. – "Вы не меня встречаете?". У него на лице было полное недоумение: он ждал почтенного профессора…

Сомнения Островского рассеялись после первых часов разговора. Мы быстро согласовали содержание будущих работ по массиву Алек, который интересовал его как область питания крупного пресного источника и, возможно, минеральных вод района. Геология Западного Кавказа довольно сложна и я, чтобы у нас в дальнейшем было взаимопонимание, попросил провести обзорный маршрут на Алек. Он был занят и "прикрепил" ко мне молодого геолога, бывшего моряка, Юрия Янушевича. Утром мы выехали на Алек. Меня смутили костюм и обувь Янушевича, совершенно непригодные для полевого маршрута. Но когда я осторожно намекнул о своих опасениях, Юрий ответил, что "он не раз водил на экскурсии профессоров".

Машина подошла к началу подъема на Алек. Янушевич уверенно направился к первому же обнажению и начал рассказывать мне о надвиговых структурах палеогена Сочинского района… Со многим я не был согласен, но молчал. Через полчаса он закончил рассказ и повернул к машине. "Куда Вы?, – удивился я. – "Домой", – отозвался он. Но я сказал ему, что знакомство с Алеком только начинается…

В районе Сочи юрские, меловые и палеогеновые отложения образуют три параллельных антиклинальных хребта: Ахунский, Ахштырский и Алекский. Алекский хребет наиболее удален от моря и приподнят на высоту до 1100 м. Его прорезают глубокие долины, в верхних частях которых развиты некарстующиеся отложения, поросшие куртинами каштанов. Сток с них, выходя на известняки, покрытые уже буковым лесом (как позже показал один из моих студентов, здесь четко "работает" фитоиндикация), поглощается, образуя крупные карстовые полости. Спелеологи разведали несколько из них – Величественную, Назаровскую, Географическую. Но в целом массив оставался загадкой: складчатые структуры его были разбиты сеткой тектонических нарушений, отдельные блоки приподняты, опущены или даже входят в состав надвиговых структур…

Вот по этому лабиринту загадок я и провел под дождем Янушевича. У первых обнажений он еще отстаивал свою точку зрения, затем смолк и только чертыхался, выливая воду из своих "городских" туфель… Когда вечером, покачиваясь от усталости, мы вернулись к машине, Юрий обнял меня и сказал: "В первый раз получил такой урок. И где? В "своем" районе...". Все было просто: геолог-съемщик, "связанный" требованиями нормативов, должен набрать для каждого планшета за сравнительно небольшое время определенное количество точек наблюдений. Поэтому он ходит в основном по тропам. А спелеологи в поисках входов в пещеры лезут в самую чащу…

Контакт "профессора" и полевых геологов был установлен. В дальнейшем меня связала с Александром Борисовичем прочная дружба. Я сдал ему отчеты по массивам Алек, Ахцу, Дзыхра, Воронцовский, Ахштырь и Ахун, замахнувшись даже на расположенный севернее Фишт. К сожалению, Юра Янушевич на одном из горных маршрутов погиб, его смерть так и осталась загадкой…

В дальнейшем Островский переехал в Ессентуки. Мне посчастливилось побывать с ним на обзорном маршруте в Приэльбрусье, поработать вместе на плато Бермамыт, участвовать в проведении диспута по минеральным водам, который он провел для северокавказских гидрогеологов. В 1998 г. Александр Борисович ушел из жизни. Память об этом светлом человеке и великолепном специалисте я буду хранить до конца жизни. О совместной работе мне напоминает грамота, полученная от Северо-Кавказского территориального управления за "консультативную помощь в изучении карстовой гидрогеологии Северного Кавказа и Черноморского побережья, что способствовало открытию и разведке пресных и минеральных вод"…

 

1974 г.

АНДРЕЙ. В 1974 г. Андрей закончил школу. Учился он средне и в Севастопольский приборостроительный институт не прошел. Год он проработал на случайных работах, а в 1975 г. поехал сдавать экзамены в Одесский госуниверситет на геофак. Свои связи в Одессе мы принципиально не использовали, но "подстраховались" справками об участии Андрея в геологических, палеонтологических и археологических экспедициях (что было сущей правдой). Он получил полупроходной балл, но справки подействовали и он прошел.

Андрей и Юрий Дублянские. 1974 г.
Через месяц Андрей приехал в Крым и удивил нас заявлением: "Ты, Па, надеюсь, возражать не будешь"… И показал новый паспорт, в котором стояло: "Дублянский Андрей Викторович…". Как ему удалось сменить фамилию и особенно – отчество, не знаю до сих пор… Но он привез не только паспорт, но и девочку… Ольга сразу покорила нас тем, что побежала к бабушке на кухню. Оказалось, они познакомились еще в Севастополе. Оля бросила первый курс приборостроительного института и "перебежала" вслед за Андреем в геологию.

Годы обучения Андрея и Ольги в ОГУ были спокойными: ребята часто приезжали в Крым, ходили на лыжах, начали ездить в альплагеря… Когда Андрей первый раз сказал, что ему нужны горные лыжи, я ответил: "Мы должны тебя кормить, одевать и помогать в учебе.. Для прочего в Одессе есть железнодорожный вокзал и порт, а у тебя есть руки…". "Па, все понял", – сказал Андрей, и на следующий раз приехал в Крым со своими лыжами… Я часто вспоминаю об этом разговоре, когда вижу сегодняшних студентов, приезжающих на лекции на купленных родителями автомобилях …

Через год Андрей и Ольга поженились. Было это на практике в Крыму. Мы с Любой привезли на весь курс еду и канистру легкого крымского вина… Жалоб на эту процедуру ни от студентов, ни от преподавателей не было… Зато мы сами с горечью услышали, как спорят по любому пустяку наши молодожены. Отъехав от базы МГУ, где проходили практику одесситы, мы остановились и долго обсуждали услышанное. Люба печально сказала: "Ребята не будут счастливы. Ольга не то, за что себя выдает…". Эти слова оказались пророческими…

НОВЫЙ АФОН. Сенсацией 1961 г. было открытие близ Сухуми огромной (по объему больше, чем все известные тогда пещеры Крыма) Ново-Афонской пещеры. Мы побывали в ней в 1972 г., на этапе оборудования. Экскурсию для нас провел корифей грузинской спелеологии, один из первооткрывателей пещеры З.К. Тинтилозов[13]. Мы попали в пещеру через только что пройденный железнодорожный тоннель, прошли по огромным залам, полюбовались натеками Белой горы и Геликтитовым салоном. Да, наших коллег можно поздравить с несомненным успехом.

"Как Вы будете эксплуатировать пещеру? Ведь она подтапливается почти до свода многих залов?", – спросил я. "Нет", – уверенно возразил Тинтилозов, – "Это древние уровни". Мои спутники, Борис Николаевич Иванов, Юрий Шутов и я недоуменно переглянулись: уровни на стенах явно не были древними. Они находились на разной высоте и накладывались друг на друга, что свидетельствовало о неоднократном повторении паводков. Но спорить с хозяином дома о конструкции его водопровода неудобно… И мы скромно промолчали…

Грузинские спелеологи долго не запускали пещеру в эксплуатацию и мы забыли о наших опасениях. Дальше события разворачивались как в детективе. В августе 1974 г. я зашел по каким-то делам на работу. Внезапно зазвонил телефон. Это была правительственная "вертушка": "Нам нужен Дублянский". "Я у телефона". "Вы можете через час вылететь в Сухуми?". "???". "Вы можете через час вылететь в Сухуми?". Я был в те годы начальником одного из отрядов Крымской горно- спасательной службы и сложенный рюкзак всегда лежал у дверей. Поэтому я не задумываясь ответил: "Могу"…

В аэропорту меня вызвали по громкой связи, усадили в "Волгу" и вывезли на поле. Там приземлился ЯК-40 и, притормозив, спустил трап. Меня буквально вбросили в самолет и он ушел на взлет. Я осмотрелся: около десятка незнакомых людей. Наскоро представившись, я постарался выяснить, в чем причина такого аврала. Никто ничего толком не знал, но кто-то слышал слово "пещера". Я понял, что речь может идти только об Анакопии. Состав группы – представители Госстроя, Министерства геологии, энергетики, строители, экономисты… и ни одного карстоведа или спелеолога… Я поделился с коллегами своими соображениями.

В Сухуми нас ждали четыре "Волги" и через полтора часа мы сидели за традиционной выпивкой на турбазе Нового Афона. Оказалось, что зимой 1973 г. в горах прошел паводок (в поселке сильного дождя не было), и пещеру подтопило так, что из портала тоннеля "выстрелило" двумя электровозами. Вода промыла в склоне горы большой овраг и снесла несколько домов. Строительство законсервировали. Летом об этом узнал отдыхавший в Пицунде А.Н. Косыгин. Он позвонил в Москву и распорядился создать комиссию, "но без грузин".

Утром мы начали работу. Нас провели по пещере (свежие уровни воды на стенах не достигали до максимальных старых), а затем начали показывать документацию. Я сразу обратил внимание на отсутствие геологических разрезов через Иверскую гору. "А к чему разрезы?", – удивились проектировщики, – "ведь через нее уже проведен совершенно сухой обводной железнодорожный тоннель и пешеходный тоннель на платформу Агараки…". Но я возразил, что севернее платформы проходит крупный сброс, с которым связаны несколько пещер и выходы источников. Вероятно, он является барражом для подземных вод пещерного блока, вызывая быстрый подъем уровня воды в нем.

"О каком разломе идет речь? Мы ставили в тоннеле геофизику и не обнаружили его…". Смотрим крупномасштабную геологическую схему масштаба 1 : 5.000. Меня смутили очень "правильные" контуры изолиний рельефа. Переворачиваем ее и видим "скромное" примечание: "скопирована с карты масштаба 1 : 25.000". Просим эту карту и с ужасом находим примечание: "скопирована с карты масштаба 1 : 100.000"… Немая сцена…

Три дня мы "распутывали" документацию (некоторых томов отчета нам так и не показали: "они находятся в Тбилиси…") и обнаружили много недоработок. Общий вывод: материалы проекта дефектны. Исследовать надо не только пещеру, но ее ближние и дальние водосборы. Необходим хотя бы годичный цикл комплексных гидрогеологических и гидрохимических исследований. Так как в составе комиссии специалистом по карсту был только я, их проведение поручили СГУ (рук. В.Н. Дублянский) и ИМРу (Симферополь, рук. Б.Н. Иванов). Мне было поручено также общее руководство полевыми работами. Это решение было очень остро воспринято в Тбилиси…

Положение осложнялось тем, что начинался учебный год. Мне пришлось потратить много сил, чтобы освободить от лекций мою исследовательскую группу, состоявшую в основном из студентов, организовать отбор проб воды и сопутствующие замеры уровней и температур в источниках района и в пещере. Конечно, мы привлекли к работе и лучших спелеологов страны. Был и ряд бытовых трудностей: нам не предоставили жилья у пещеры и мы разбили полевой лагерь в 10 км от нее; начались обычные в Абхазии осенние дожди, студенты начали болеть...

На обычные "полевые" проблемы накладывался "местный колорит". Маркшейдер Е.И. Мамулия, у которого находились ключи от пещеры, недоумевал: "Зачем тыбе, дорогой, идти в эту пещеру? У мине дома хванчкара есть, а на пляже – девочки". Сперва мы отшучивались, но когда нас перестали пускать нас в пещеру для проведения наблюдений, я оставил воевать с ним "крутого" Геннадия Пантюхина, а сам с Юрием Шутовым уехал в Тбилиси.

Тяжелые двухдневные переговоры в Совете Министров показали, что "варяги" им не нужны. Договор был расторгнут, но мы пообещали выдать свое заключение по результатам режимных наблюдений. Шутов улетел в Симферополь, а я вернулся автобусом в Новый Афон. Прошел сильный ливень и я промок до нитки. Сухие вещи в лагере. Прихожу на его место и застаю "мамаево побоище": палаток нет, все истоптано, грязь по колено…

Спрашиваю хозяйку: "Где ребята и автомашина"? Она пожимает плечами и отдает мне записку Пантюхина: "Виктор Николаевич! Вам будет очень больно это читать, но мы все заболели и уехали в сторону Симферополя… Крот".

Сменной одежды нет, денег нет, с хозяйкой мы не рассчитались… Приходится добираться до Нового Афона, "разменивать" в сберкассе аккредитив и на перекладных (денег на самолет не хватает) "ехать в сторону Симферополя". Через три дня я добрался до дома. К счастью, автомашина с оборудованием была уже здесь, но многие ребята остались на обсервации (подозрение на дизентерию) в больницах Сочи, Новороссийска, Керчи и Симферополя. Пантюхин не без юмора рассказал, как они постепенно "теряли" людей и удирали от больничных врачей. Так закончилась наша Ново-Афонская эпопея. Что же она дала?

Наши работы установили, что "дальние" области питания (массивы Хипста и Гумишха) не имеют отношения к Ново-Афонской пещере. Ее питают "ближние" водосборы рек Цквара, Мсра, Псырцха, прорезанные очень красивыми, но трудно проходимыми каньонами ("каньонинга" как вида спорта тогда еще не было). Ново-Афонская пещера действительно отделена от южной части Иверской горы сбросом, в северном крыле которого находится вскрытая тоннелем пещера Сюрприз. Именно из нее и поступает в паводок вода, ее пропускная способность определяет высоту подъема уровня воды в пещере[14]. Но самыми интересными оказались годичные наблюдения за режимом Псырцхинских источников ниже пещеры. Они дают воду смешанного состава: карстовую, холодную, гидрокарбонатную кальциевую и термальную, хлоридную натриевую. Состав смеси на протяжении года резко меняется. Это позволило выдвинуть гипотезу о гидротермокарстовом происхождении Ново-Афонской пещеры. Ее не разделяли ни грузинские (З.К. Тинтилозов), ни даже крымские (Ю.И. Шутов) карстоведы, не отказавшиеся, однако, от соавторства в подготовленной мною статье…

Ну, а сама пещера? Грузинские коллеги закончили ее оборудование. Чтобы обеспечить безопасное посещение пещеры, им пришлось пройти наклонный тоннель, соединяющий одно из озер в пещере с Армянским ущельем на поверхности. Этим окончательно был нарушен ее водный и воздушный режим[15]...

Материалы по исследованию Ново-Афонской пещеры использованы мною при написании коллективных монографий "Гидрогеология карста Альпийской складчатой области юга СССР" (1991) и "Карст Бзыбского массива" (2001).

 

1975 г.

АЛЕК-1. Летом я провел большую экспедицию на Алек. Занимались в основном геологией, однако я, как всегда, сходил до дна в Географическую с микроклиматическими замерами и отбором проб воды.

Здесь настало время сказать несколько слов о роли Сочинского района в развитии нашей спелеологии. Ее "крымский" этап дал глубины до 250 метров (более глубокие полости были открыты много позже). На нем можно было работать на "дахновских" или подобных им лестницах, без специальной одежды. Шахты Алека часто были обводнены почти от входа и в них были обязательны гидрокостюмы (причем одевающиеся не поверх комбинезона, а под него). В глубине шахт было много узостей, попытки преодолеть которые не раздеваясь приводили к быстрому перегреву; люди, оставленные на уступах для страховки, в это же время быстро переохлаждались. Все это требовало смены техники, тактики и стратегии исследований.

Выход нашей спелеологии "за рубеж" дал знакомство с новейшими достижениями в этих направлениях. Стали активно обсуждаться и применяться системы спуска и подъема без лестниц (по веревке со страховкой, по веревке и тросу, по тросу и веревке, по одной веревке и пр.). Чтобы избежать сидений на уступах стала использоваться шлямбурная техника и ряд особых устройств. Русские "умельцы" начали проектировать и создавать свое снаряжение, иногда грубое и тяжелое, но почти всегда – надежное. Все эти новинки испытывались чаще всего на Алеке, где обменивались опытом разные группы. И если Крым был "ступенью" к Алеку, который позволил освоить глубины 300-500 м, то Алек стал "ступенью" к выходу на полости глубиной в 1000 и более метров.

Работая на Алеке, я был в курсе всех этих новаций. Но они требовали времени на тренировки. И мне пришлось выбирать: наука или спорт… Последней каплей был спуск в шахту Заблудших, которая тогда была около 500 м глубиной. Группа Илюхина навесила снаряжение, оборудовала подземный лагерь и ждала меня для проведения комплекса работ. Уже на первой сотне метров спуска я понял, что их возможности намного превосходят мои… Там, где я обычно навешивал лестницу, висела одна веревка; узкие щели ребята проходили "на выдохе", но в комбинезоне, а мне, сутулому, приходилось раздеваться до плавок…

Я добрался до лагеря в таком виде, что для занятий наукой не осталось сил… С трудом выйдя на поверхность, я четко определил свой предел (-500 м). Зато до этой глубины я работал очень активно: мало кто из спелеологов может "похвастаться", что Нудный ход шахты Географическая пройден им в разные годы и сезоны 14 раз… И не просто "пройден", а с замерами температур воздуха и воды, отбором проб на химанализ, транспортировкой образцов…

Осенью состоялось всесоюзное совещание по карсту и спелеологии в Ленинграде. Его организаторами были в основном ленинградцы. Поэтому я отдыхал и спокойно общался с коллегами. Осенью прошло совещание по карсту гипса, соли и редких типов карста в Перми. После него была традиционная встреча его участников. Она состоялась на только что полученной квартире карстоведа-нефтяника В.Н. Быкова. Плов готовили спелеологи из Ташкента и Самарканда. Я танцевал с Галей Панариной. Она была очень грустна. Я думал, что это ее старая проблема: запил муж… Поэтому попытался утешить: "все пройдет". Она подняла свои огромные глаза: "Что может пройти… Ведь я люблю тебя …". Я чуть не упал… Проводил ее до трамвая и мы, ни говоря ни слова, расстались. Несколько месяцев спустя я прислал ей с Кавказа письмо со стихами:

Что сказать тебе, мой нежданный друг,
Что слова подбирать осторожно?
Ты сама пойми, ты сама прочти
Шелест веток каштанов тревожный.

Чем развеять грусть, разогнать тоску,
От лица оторвать твои руки?
Нет таких речей, нет таких лекарств,
Кроме горького средства – разлуки...

А у нас в горах целый день дожди
Неумолчно стучат по палаткам.
Ты судьбу не кляни и письма не жди,
И на почту не бегай украдкой...

В 1965-1997 гг. я в основном работал на Кавказе. Но Крым – моя "первая любовь" и я всегда следил за его исследованиями, посещал новые пещеры, консультировал спелеологов. Среди новых пещер, пройденных в это время, а затем исследованных с моим участием, были пещеры Джур-Джур (1966 г., 770 м); Узунджа (1965 г., 1500 м), шахты Гремучая, 1980 г., -100 м), Эмине-Баир-Хосар (1979 г., -135 м).

Очень интересны были исследования феодосийцев в шахте Солдатская (1968, -500 м) и севастопольцев в обычно полностью затопленной пещере Черная у Скельского источника (1979 г., 1150 м); а также проведение в шахте Эмине-Баир-Хосар спелеосекцией Крымского мединститута (рук. В.А. Сколотенко) совместно с Институтом медико- биологических проблем АН СССР (рук. проф. Н.А. Агаджанян) длительного эксперимента по психофизиологической адаптации человека под землей (1979 г.). Я консультировал эти работы и на Чатырдаг мы поднялись вместе с Любой…

Одним из нерешенных вопросов был минеральный состав глинистых отложений из пещер Крыма. У меня накопилось более двух сотен образцов, но их анализы стоили так дорого… Как всегда, помог случай. Из Ленинградского горного института мне пришло удивительное письмо. В разгар дружбы с Египтом в Ленинград была прислана на учебу студентка Эйша Рабей Абу-Эль-Эиз из "клана" президента, Гамаль Абдель Насера. Но когда она кончила ВУЗ, в Египте произошел государственный переворот. Эйша вернулась в Каир на нашем самолете, но у трапа ее ждала бригада полицейских: она стала "персона нон грата"… Самолет – территория СССР. Летчики пожалели ее и привезли обратно в Ленинград.

В Горном институте не знали, что с ней делать и предложили продолжить обучение в аспирантуре… Вот меня и спрашивали, нет ли у нас образцов глин из пещер Крыма для детального изучения… Я немедленно передал образцы в Горный институт и работа началась… После ряда консультаций Эйша в 1978 г. успешно защитила диссертацию о рентгенометрии крымских пещерных глин. А мы узнали, что их состав меняется от верхних звеньев гидрогеологичских систем к нижним: в пещерах и шахтах-понорах преобладают иллит и монтмориллонит, во вскрытых пещерах – иллит-монтмориллонит или иллит и каолинит, в пещерах-источниках – только иллит-монтмориллонит, каолинит и кварц…

Одним из интереснейших людей, работавших со мной в спелеологии, был археолог Отто Николаевич Бадер. Он родился в 1903 г. в с. Александровском Гадячского уезда Полтавской области. В 1919-1922 гг. работал помощником библиотекаря и лесничего, рабочим. В эти годы он увлекся археологией, занимался самообразованием, создал Бельское общество краеведения. В 1922-1926 гг. Отто Николаевич учился на археологическом отделении МГУ, в 1924-1931 гг. заведовал подотделом археологии Московского областного музея краеведения, доведя численность его коллекций до 100 тысяч экспонатов. В 1926-1942 г. занимал должности сотрудника и ученого секретаря Института антропологии МГУ.

О.Н. Бадер вел обширные полевые исследования по первобытной истории народов в средней полосе России (Москва, Рязань, Ярославль, Владимир, Нижний Новгород), на юге страны (Крым, Кавказ), в Западной Сибири. Он руководил археологическими экспедициями по трассе канала "Москва-Волга", Азово-Черноморской и пр.

В 1941 г. добровольцем вступил в народное ополчение, однако был выслан на Урал (его семья из русских немцев Латвии). По заданию Нижне- Тагильского музея провел ряд полевых обследований и раскопок. Исследовал богатую неолитическую стоянку на р. Полуденке, жертвенное место начала эпохи железа на вершине Голого Камня, древнейшее поселение человека на Урале – палеолитическую стоянку на р. Чусовой и пр.

С 1946 по 1955 г. работал в Пермском университете доцентом кафедры истории СССР. Руководил Камской, Воткинской, Нижне- Камской археологическими экспедициями, собрал материалы к докторской диссертации "Археология Урала". С 1955 г. он работал в Москве в Институте истории материальной культуры, а позднее – в Институте археологии АН СССР. Автор более 400 работ, в том числе 12 монографий. Интерес к пещерам у О.Н. Бадера проявился во время работ в Крыму (Волчий грот) и закрепился на Урале (наскальная живопись Каповой пещеры).

Отто Николаевич был человеком высокой культуры. Мне навсегда запомнились дни, проведенные с ним в Югославии. Во время 4-ого Международного спелеоконгресса "штатный" гид русской делегации заболел и Отто Николаевич экспромтом знакомил нас с самыми разными по возрасту археологическими памятниками страны.

Уже на закате жизни он немедленно откликнулся на мой телефонный звонок и прилетел в Крым, чтобы проверить сообщение местного краеведа А. Столбунова о находке пещерной живописи в гротах Ак-Кая над Белогорском… Мы съездили с Бадером на Ак-Каю, а затем несколько дней он провел у нас дома. Это были интереснейшие дни, насыщенные "археологическими" и жизненными воспоминаниями. Скончался Отто Николаевич в 1979 г. в возрасте 76 лет.

 

1976 г.

ВОРОНЦОВКА. Летняя экспедиция у меня была в район Воронцовской пещеры. Особенно запомнился сложный маршрут с моими студентами по каньону Восточной Хосты. В разгаре лета на дне каньона нам преградил дорогу "захороненный" там лавинный конус высотой до 60 м. "Пройти его без альпинистского снаряжения невозможно", – уверенно заявил "консультант по скалолазанию", мой сын Юра, 9-классник, который очень гордился своей ролью. Я согласился с его заключением и мы уехали на ознакомительную экскурсию в Сванетию. Оттуда Юра привез фотографии Ужбы и портрет Миши Хергиани, приобретенный в его доме-музее.

Мне эта экспедиция запомнился двумя эпизодами, не имеющими отношения к геологии. До Местии мы добрались на попутных машинах и остановились на турбазе. Хотелось пить, а ледниковая вода, которая была в изобилии, не утоляла жажду. Я спросил, кто сходит на расположенный в нескольких километрах нарзан. Желающих не оказалось. Я собрал в транспортный рюкзак валяющиеся бутылки, помыл их в реке и не спеша двинулся вверх по долине. В стороне у реки сидит группа. Вдруг от нее отделяется грузин и подходит ко мне. Вежливое приветствие и просьба: "У нас свадьба. Ти старый, ти умный, скажы молодоженам что- нибудь!". Делать нечего. Подхожу к группе, мне вручают рог с вином и требуют речи… Беру рог и говорю все, что следует. Но "следует" второй рог… Напрягаюсь и придумываю соответствующий тост. Мне протягивают третий рог… Боюсь, что нарушил все законы грузинского застолья, но после него я позорно бежал…

Кое-как добрался до каптажа нарзана. "Ура, никого нет", – подумал я и спустился вниз. У трубы сидел какой-то человек. Обернувшись, он приветствовал меня – это Резо Джанашвили, хорошо знакомый мне биоспелеолог из института Вахушти в Тбилиси … Он достал из заднего кармана джинсов фляжку и что-то налил из нее (нет, не думайте, что нарзан…). Ребята говорили, что я пришел на турбазу пошатываясь и, гордо подняв над головой рюкзак, сказал: "Вот ваш нарзан"…

Второе событие – возвращение из Местии. Мы с трудом взяли билеты на 12-местный самолетик, в который без билетов посадили еще человек пять и пару козлов. Взлетели с трудом. Вышел пилот и пригласил в кабину мою аспирантку, миловидную Веру Шипунову. Минут через 10 он открыл дверь и сказал: "Смотрите, кто нас везет!". Самолет мотало по ущелью, а за штурвалом сидела бледная Вера…".

 

1977 г.

Кавказ. По каррам Фишта в тумане. 1977 г.
ФИШТ-1. Летнее поле у меня было на Ахунском и Воронцовском массивах, в долине р. Псахо, а затем на Фиште. В Воронцовке к нам присоединились возвратившиеся из Альплагеря Андрей и Ольга. До Бабук-Аула нас довезла машина Клименко, а дальше мы пошли пешком. Я спешил, так как на приюте под Фиштом нас ждал С.П. Лозовой, мой аспирант из Краснодарского университета. Девочки не выдержали взятый мною темп и просили Ольгу "заступиться". Но я был неумолим: на другой день наш ждал длинный (22 км), нудный подъем и обход Фишта с юга. План мы выполнили и встреча состоялась.

Карст Фишта – тема диссертации Лозового. Он великолепно знает и любит эти места. В этом мы убедились, когда на следующий день в тумане поднялись на Малый Фишт, к только что открытой шахте Парящая птица, и, главное, когда побывали на леднике Большого Фишта. Там нас застала гроза и мы спускались по мокрым скалам…

Затем были хорошие геологические маршруты к олистолитам верхнеюрских известняков в среднеюрских сланцах, выход на ледник между Большим и Малым Фиштом, на озеро Псенодаг, рассказы Лозового об истории района и о своих зимних работах. К сожалению, Лозовой так и не защитил диссертацию… Он опубликовал великолепную книжку о Фиште, но не довел ее до кандидатской. А на этом массиве сейчас открыты десятки глубоких шахт и длинных пещер. Уходили мы с Фишта по тропе, о которой в туристской песне поется:

От Хамышков до Даховской
Мы шли дорогой аховской,
И ноги до колен у нас в грязи…

В 1977 г. школу закончил наш сын Юра. В младших классах он разбрасывался и учился неровно. 8-й класс закончил с несколькими четверками. В 9 и 10-м классах "взялся за ум" и подтянулся почти по всем предметам. Лето он проводил в экспедициях Домбровского, а также в моей. Раздумий с выбором профессии у него не было – только геология. Он поехал в Одессу и неожиданно легко сдал на пятерки два вступительных экзамена: математику и физику… В отличие от Андрея, справки об участии в экспедициях ему не понадобились…

 

1978 г.

Зимой наш отряд под руководством Бори Вахрушева провел небольшую экспедицию в долину р. Мацеста. Задачей был отбор проб и посещение небольших пещер региона. Побывали мы и в пещере с сероводородным источником, где в начале ХХ в. едва не погиб Мартель.

ТУРКМЕНИЯ. Ранняя весна 1978 г. ознаменовалась работами в Туркмении. Я обычно отказывался от работ в других регионах страны, считая, что Крыма, Кавказа и Карпат более чем достаточно для жизни одного человека. Но если просит правительство братской республики…

Бахарденская пещера близ Ашхабада известна более 100 лет и упоминается во многих научных и популярных работах. Я побывал в ней в 1977 г. после Всесоюзного совещания по охране природы и убедился, что она описана на уровне знаний 1940-х гг… В 1978 г. моя группа приехала в Бахарден по вызову Туркменского совета по туризму и экскурсиям. В ее состав входили опытные геологи: моя жена, палеонтолог и литолог Любовь Прохоровна Горбач и сотрудник Геологического управления Туркмении И.В. Лыкова. "Спелеологическую" часть кроме меня обеспечивали несколько спортсменов из Ашхабада во главе с Г. Насыровым.

Сама пещера предельно проста: это "каменный мешок", вскрытый на склоне Копетдага несколькими провалами. В один из них опущены обычные лестничные пролеты, а между ними проложена бетонированная дорожка. Она приводит на площадку, где стоит раздевалка с огромными буквами "М" и "Ж" на дверях. Еще несколько десятков метров по бетону – и вы на берегу теплого озера, где можно искупаться…

Дальше начинаются вопросы. В каких породах (известняках или гипсах) заложена пещера? Почему здесь часты обвалы сводов? Каковы размеры и температура озера? Откуда поступают и куда разгружаются подземные воды массива? И так далее…

Для их решения мы образовали два отряда. Подземный отряд (Дублянский и спелеологи Ашхабада) должны сделать топосъемку пещеры и провести в ней геологические, гидрогеологические и микроклиматические наблюдения. Наземный отряд (Горбач и Лыкова) – собрать данные для построения продольного и поперечного структурно- литологических разрезов через массив, в котором заложена пещера. Вечером мы сверили наши данные.

Пещера располагается в Передовой антиклинальной цепи Копетдага (хребет Коу), сложенной верхнеюрскими известняками, надвинутыми на палеогеновые отложения. Она заложена в толще оксфорд-кимериджских доломитизированных и глинистых известняков, круто падающих на северо-восток под углами 60-65°. Они рассечены трещинами с простиранием СЗ 300-310° и разными углами падения (от 30° до 60°). Трещины напластования и тектонические трещины обусловили характерные треугольные поперечные сечения полости и вывалы глыб известняков. Пещера состоит из одного зала длиной 250 м, глубиной 69 м (от верхнего входа), шириной 12-50 м, площадью 6,3 тыс. м2, высотой 4-26 м. Объем пещеры – 75,0 тыс. м3. Подземное озеро в юго-восточной части зала имеет длину 75 м, ширину 8-23 м, площадь 1050 м2. Пещера проработана на пересечении досреднеплиоценовой продольной линии надвигов и сбросов с позднеплиоценовой-раннечетвертичной системой разрывных нарушений. Это определяет вероятное среднечетвертичное время ее заложения. Выходов гипса мы в пещере не обнаружили. Не менее удивительными были результаты наземного отряда: они также не обнаружили в разрезе прослоев гипса… Зато в сае в 650 м к северу от пещеры был найден небольшой термальный источник.

Зеравшанский хребет. На маршруте. Слева направо: М.М. Маматкулов, В.Н.Дублянский, Л.П.Горбач. 1978 г.
На следующий день мы прошли совместный маршрут по хребту Коу. Вечером Любовь Прохоровна упрекнула меня в "верхоглядстве" – я прослеживал разломные зоны там, где они их не видели. Пришлось оправдываться: я "проектировал" их на поверхность по данным, полученным в пещере…

Следующие дни были посвящены поискам ненайденного гипса. Оказалось, что пещере по тонким пластам гипса заложены узкие наклонные коррозионные купола, в которых обитают летучие мыши. На стенах пещеры много серых, желтовато-серых и белых кристаллов гипса. Но главная находка была сделана в пещерном озере, со дна которого, нырнув без акваланга на 10 м, я вытащил великолепный образец корродированного гипса… Он до сих пор стоит на моем письменном столе, удивляя крымских и пермских студентов… Геологический отряд также обнаружил на поверхности разрушенные пласты гипса. Но они прослеживались только как задернованные высыпки…

Очень интересно подземное озеро Коу. Его вода имеет минерализацию 2,6 г/л при хлоридо-сульфатном кальциево-натриевом составе. В ней много кремниевой кислоты (до 150 мг/л), стронция (50,6 мг/л) и сероводорода (10,5 мг/л). Спектральный анализ сухого остатка позднее выявил наличие в ней 25 элементов (Na, K, Cu, Mg, Ca, Sr, Ba, B, Al, C, Si, Ti, Zr, N, P, V, O, S, Cr, Cl, Mn, Br, Fe, Co, Ni). Такое сочетание микроэлементов при температуре воды 35-37°С определяет высокую биологическую активность воды, которая почти не изучена – после почти суточного "купания" в озере у меня, никогда не жаловавшегося на сердце, произошел неприятный сердечный приступ…

Материалы наших исследований были переданы в Министерство геологии и Совет по туризму Туркмении. По ним были выполнены дополнительные работы в пещере, обеспечившие ее безопасное посещение. Ирония судьбы: я открыл и исследовал около 1000 пещер бывшего СССР, но память об этом хранит лишь одна табличка, установленная у входа в Бахарденскую пещеру… Материалы по пещере использованы при написании обзорной статьи о гидротермокарсте.

ПОЛЬША. Весной 1978 г. по приглашению Союза спелеологов я выехал в Польшу. Спелеологов СССР и Польши связывала многолетняя дружба. Мариан Пулина еще 1960-е гг. побывал в Прибайкалье и даже выпустил по этому поводу книгу. Зб. Вуйцик с женой был у нас в Крыму.

Ехал я через Львов и, естественно, зашел повидаться с Юрой Бачинским. Он работал сейчас в Лесотехническом институте. После изгнания из Академии он переехал из Киева во Львов и испробовал себя в инженерной геологии и гидрогеологии. Сейчас он увлечен социоэкологией... Обрадовали его теплые отношения в семье и нежная любовь к внуку.

Затем я сел в поезд Львов-Перемышль, идущий до границы с Польшей, и стал перелистывать свои заметки. Я готовился к поездке и знал, что карст Польши располагается широкой полосой к северу от Карпат, на приподнятых массивах с герцинской структурой и на соседних участках эпигерцинской платформы. Он известен в Судетах, на Силезском плато (свинцово-цинковые рудные тела в карстовой брекчии окружены ореолом сульфидов с температурой образования 95-115?С), в Краковско- Ченстоховской Юре (куэстовая гряда из верхнеюрских известняков с останцами-моготе), в бассейна р. Ниды (здесь развиты неогеновые гипсы, и поляки сокрушаются, что здесь нет пещер, подобных подольским…), в Свентокшиских горах (в девонских известняках здесь вскрыта искусственной галереей пещера Рай, славящаяся своим натечным убранством и находками костей 60 видов позвоночных), Бескиды (с мощными трещинами бортового отпора) и настоящий "карстовый заповедник" – Татры… Соседи поинтересовались, чем я занимаюсь, и я "погружаюсь" в польский язык. К своей радости я почти все понимаю.

Затем пересадка в поезд на Вроцлав и мы уже едем по Польше… Вот и Катовице! Устроился в гостинце и по телефону связался с Пулиной в Сосновце. Утром осмотрел Катовицы (это дымный город угольщиков). В 12.30 приехал на маленьком фольксвагене Пулина. Он очень рад – не ожидал моего приезда… Поселили меня у него в коттедже. Жена его, Мария не очень довольна переездом из Вроцлава и все вздыхает по его театрам…

Ознакомился с Силезским университетом и кафедрой Пулины. Затем подали автобус и мы поехали в Судеты. Вечером приехал из Оломоуца Панош. Он смеется: о "школе Пулины" знают даже на границе – пропустили не проверяя… Утром – открытие "Пулинианы", хотя официально отцом "импрезы" считается заслуженный профессор Ян. Заседания проходят в коттедже близ пещеры.

В Судетах распространен карст разных литологических типов. Здесь в сложных тектонических условиях залегают верхнепротерозойские и нижнепалеозойские известняки и доломиты девона. В них развиты карры, воронки, пещеры. На севере, в более пологих складчатых структурах, развит карбонатный и гипсовый карст в породах перми (цехштейн). В синклинальных бассейнах создаются условия для формирования глубокого карста, в котором образуются пещеры.

Медвежья пещера (2,0 км) заложена в блоке мраморов в докембрийских и палеозойских сланцах. Она вскрыта карьером и сразу была заповедана. В ней детально изучен разрез плейстоцена и голоцена (глина с обломками мрамора и натеков, песчаные и глинистые отложения вюрма, натеки, кости пещерного медведя и пантеры).

В школе работало несколько секций. Были заслушаны интересные доклады П. Босака, Зб. Вуйцика, Р. Градзинського, А. Рубиновского (он поразил всех схемой пещеры длиной 5 м…), А. Ружковского, Е. Глазека. Все они в основном касались проблем палеогеографии. Удивили слайды гидротермальных псевдокарстовых пещер Венесуэлы, где работали летом польские спелеологи.

Интересные доклады сделал А. Манжен. Он недавно опубликовал свою хабилитационную работу о реализации в карсте модели черного ящика (за границей степень доктора равна нашей кандидатской, а "хабилитованный доктор" – уже "наш" доктор…). Мы как раз кончили ее перевод и я с помощью Мариана хорошо подискутировал с Алленом. Однако вмешался Босак, который заявил, что "хочет карста, а не водопровода". Обстановка в школе непринужденная: гулявшие всю ночь студенты откровенно спят. Их наставник, А. Томашевский, не возражал: "Пусть человек немного поспит, но между снами получит информацию"…

Затем Мариан провел для нас с Манженом и Босаком интересную экскурсию по заснеженным Судетам. Вышли на границу с Чехией, постояли "сразу в двух государствах" (граница не охраняется…). Договорились с Босаком о переводе на английский язык моих статей о карсте Украинских (категорически не "Советских") Карпат и гидротермокарсте в международных журналах. А дальше Мариан устал переводить и заявил Аллену: "Общайтесь сами…". Попробовали. Мой французский ужасен, но мне все же удалось объяснить Манжену, что я сам языка не учил, но вот моя девочка учила… "О-ля-ля, – восхитился Ален, – "И в карсте без девочки не обойдешься…".

Мы вернулись в Сосновец. Мариан был занят завершением школы и попросил меня провести семинар со своими студентами. "Хорошо", – необдуманно согласился я. "Какая тема?". "Поверхностные карстовые формы", – ответил Мариан. Уже убегая, он обернулся и добавил: "но только на английском…". Что это значило, я не понял, но входил в аудиторию с некоторым трепетом.

Аудитории как таковой не было… Был стол, заваленный книгами на английском языке. Вокруг него сидело десять студентов, в основном девочек. При моем появлении все встали, староста на хорошем русском языке приветствовала меня. Она назвала тему сегодняшнего занятия и закончила: английские журналы реферируют студенты… Две девочки подошли к столам и начали на польском языке пересказывать содержание работ, иллюстрируя рассказ по закладкам в книгах. Началась дискуссия, из которой я понял, что книги смотрели все. Пришлось сходу включаться и мне, делая упор на русские исследования, очевидно, неизвестные англичанам… В перерыве одна из девочек заварила чай, а другая – достала кекс своей выпечки. Мы подкрепились всем этим и продолжили семинар…

На следующий день Мариан сказал, что мое занятие очень понравилось и попросил провести еще несколько. Только они будут "немецким" и "французскими", – закончил он. "Так сколько языков у вас кроме польского в ходу?", – изумился я. "Английский, немецкий, французский, итальянский, испанский, конечно, русский и другие славянские", – ответил Пулина…

После Судет я побывал у Р. Градзинского в Кракове, посмотрел город, мы потолковали о морфологии пещер. Затем он оставил меня ночевать в здании академии, в старом монастыре. На всякий случай дал ключи от выхода. "А какой случай ты имеешь в виду?, – спросил я. Он посмотрел на меня, и сказал: "Это если будет очень страшно…". Я ничего не понял, но ключи взял.

Здание очень старое. Все время слышны какие-то звуки: стук старых часов, треск панелей паркета, "шепот" из туалета… Здание Академии находится на центральной площади Кракова, недалеко от ратуши. На башне ратуши каждый час появляется скульптура трубача. Он начинает сигнал и обрывает его. По преданию так он предупредил жителей о вторжении татар, но горло ему пробила стрела… Я слышу этот обрывающийся сигнал, рядом часы бьют 12 раз. И вдруг я явственно слышу шаги по коридору… Не скажу, что я спал спокойно, но все же под утро уснул. Градзинский пришел, посмотрел на меня испытующе: "Ничего, нервы крепкие", – только сказал он.

За мной заехали Мариан и Тереза Рудзинска и мы поехали в Татры. Это Национальный парк и от входа можно двигаться только на лошади или пешком. Мы прошли по Косцельской долине, Мариан рассказал мне о геологии, карсте и пещерах района, а затем вручил рюкзак с горным снаряжением, 30-тысячную карту района (с горизонталями через 10 м!) и предложил "погулять самому". Я не стал возражать, так как понял взгляды, которые он бросал на миловидную Терезу[16]

Моя прогулка удалась. В Татрах карст хорошо развит в триасовых, юрских и меловых известняках и доломитах. Имеются поверхностные (карры, воронки, слепые долины, источники) и подземные (колодцы, шахты, пещеры) формы. На участках распространения доломитов карстовые воронки и пещеры отсутствуют, источники менее водообильны, чем в известняках. По данным Вуйцика верхние ярусы пещер возникли в неогене в условиях субтропического климата, нижние – в плейстоцене. В голоцене все они испытали влияние горного оледенения. Здесь известно более 50 полостей глубже 100 и длиннее 1000 м, в том числе Снежная (11,7 км / -783 м), За Семью Порогами (11,7 км / -466 м), Ментуся (10,0 км / -263 м), Банджох (9,3 км / -562 м) и др. Ряд пещер благоустроен для туризма, во многих из них проводятся научные исследования. Хохловска пещера заполнена песчано-гравелистым и галечниковым материалом, содержащим обломки натеков. В вюрме произошла их цементация. Сложные пространственные отношения пещер объясняются покровно-надвиговым строением района и неотектоническими движениями.

Польша. Сосновец. В.Н.Дублянский и Зб. Ружковский на карстовой школе проф. М. Пули-ны. 1978 г.
Изучение минералогического состава отложений пещер позволило выяснить области их питания. Карстовые источники выходят по тектоническим нарушениям и на контакте меловых известняков с флишем палеоцена. Я. Рудницкий доказал, что во многих пещерах имеются признаки гидротермальной деятельности. В Высоких Татрах установлено шесть стадий отступания ледников, в Западных – три. В раннем голоцене отмечено сильное отступание ледников и смещение границы леса.

Опыты с окрашиванием выявили 3 типа потоков: вадозные (поперек структурных поясов и вдоль долин), фреатические (между долинами), глубокие фреатические (снабжающие водой артезианский бассейн под палеогеновым флишем). Вернулся я в кемпинг насыщенным впечатлениями…

Из Кракова я съездил на экскурсию в соляной рудник Величка. Он заложен в середине ХП в. Сперва рудокопы брали соль прямо с поверхности. Позднее появились первые колодцы, а затем – и шахты. Туристов водят по стволу Даниловича, заложенному в 1638 г. Рудник имеет 9 горизонтов, самый глубокий из которых располагается на глубине 327 м от поверхности. 1-3 горизонты используются для туризма, 4-9 – эксплуатируются.

Рудник Величка заложен в очень сложных геологических условиях: при поднятии Карпат пласты белой и зеленой соли были смяты в складки, разорваны и заключены в соленосной глине. Вырубив соль в центральной части одного блока размерами примерно 4 ? 0,6 ? 0,4 км, средневековые рудокопы прокладывали ходки в глине в поисках других. Вело их при этом только горняцкое чутье. К концу ХХ в. общая протяженность галерей рудника достигла 300 км.

Туристский маршрут длиной 2,6 км проходит через 21 примечательный зал. Это часовня Св. Антония (3 алтаря и 10 скульптур, вырубленных из соли в конце ХVII в.), строгая композиция зала королевы Кинги (2 алтаря, 2 стенных барельефа, 5 люстр, украшенных кристаллами соли, ХIХ-ХХ вв.), памятник Н. Копернику (середина ХХ в.), подземный музей горного дела, отражающий его историю за 700 лет, и санаторий "Кинга", где успешно применяются методы спелеотерапии. До последнего времени раскрыты не все тайны Велички. Например, мало кто знает, что на руднике еще в ХV в. был "внедрен" первый в Мире горный стандарт: король Казимерж Великий повелел, чтобы высота любых штреков была не менее 2, а ширина – 2,2 м. Закон соблюдался строго – нарушителю отрубали голову...

Вечером поезд унес меня в Варшаву, где ждали Збигнев, Ежи, лекция в университете о карсте СССР и ряд удивительных знакомств. Вуйцик сказал мне, что в Польше имеется присказка, согласно которой все поляки делятся на две группы: одни едут оставлять следы, другие – искать их… Вот с таким "искателем следов" меня и познакомили. Он ищет следы Адама Мицкевича. Недавно вернулся из Италии и Швейцарии, где повторил его маршрут и сделал великолепный слайд-фильм. А вот с Крымом у него проблема: у Мицкевича есть сонет "К горе Кикенеиз". В среде литературоведов возник спор: а есть ли такая гора в Крыму? Здесь появляюсь я, спор оживает, его результат – моя заметка в газете "Literatura" (Варшава). Я предлагаю "соломоново решение": горы (gura) Кикенеиз в Крыму нет, но есть мыс (wispa). Так как М??цкевич плыл на паруснике, с него мыс смотрелся как гора… Меня потянуло домой и через день я уехал, унося самые теплые воспоминания о Польше и ее спелеологах…

ДЗЫХРА. Летом мы работали на Кавказе, на массивах Дзыхра и Ахштырь. К нам приехали на стажировку карстовед Маматкулов из Ташкента и наша лаборантка Эля из Симферополя. Они оказались не очень приспособленными к горным маршрутам и доставили нам много хлопот. На Дзыхре к нам повадились ходить медведи, что вызвало легкую панику среди студентов. Ночью тоже спали плохо: по потолку коша, где мы остановились, и по спящим спелеологам кругами бегала ласка, что очень возмущало Бориса Вахрушева.

Мне эта экспедиция далась тяжело: я был одновременно руководителем отряда СГУ и начальником сборов старших инструктор??в у Воронцовской пещеры. Договорились, что моим отрядом будет реально командовать Б. Вахрушев, сборами – В. Илюхин, а я буду "мигрировать" между ними. А это значит – спуститься с Дзыхры к Мзымте, подняться на водораздел Мзымта-Псахо, спуститься к Псахо, подняться к лагерю у Воронцовки… В те годы я был "легок на ноги" и каждые 5 дней спокойно проделывал этот почти 35- километровый маршрут.

Сборы я задумал провести "нетривиально". Чтобы повысить уровень знаний наших инструкторов, я предложил им проложить кольцевые (замкнутые) топографический и геологический маршруты по Воронцовской пещере и по поверхности между ее входами. Затем они должны совместить их и отрисовать геологическую структуру района (брахиантиклиналь в известняках, разбитая сбросом и надвинутая на флиш палеогена). Прочитаны лекции, которые впервые записывались на магнитофон. Но когда начались маршруты, я почувствовал сопротивление: "кому нужна эта геология?". Но я хорошо знал, кому она нужна и своего добился. Лет через 10 я получил письмо от свердловчан, которые признались, что только после нашего сбора научились немного разбираться в заложении сложных пещер… Это пригодилось им на массиве Байсун-Тау в Средней Азии, где они достигли рекордной для Азиатского континента глубины (-1415 м).

Дублянский В.Н. Работа с эклиметром
После завершения первой части сборов я дал молодежи "спортивную" разрядку: надо было найти и пройти 400- метровую шахту Нежданная на массиве Ахцу, проверив за одно съемку ленинградских спелеологов. Шахта была пройдена, цифры ленинградцев подтверждены…

Было на сборах и много других событий: попытка решения проблемы образования пещер методом "мозгового штурма", предпринятая Володей Илюхиным; практические занятия "по йоге", проведенные Ю. Лобановым; конфликт начальника сборов (Дублянский) с завучем (Илюхин), кончившийся выговором последнему перед строем… Эти события хорошо описаны участником семинара А. Ефремовым в книге "Путь вниз преграждают сифоны" (2005). Отмечу только, что причиной нашего конфликта с Володей был обычный для него "двойной стандарт": он выгнал со сборов мою студентку Веру Бессонову за то, что она после отбоя не легла спать, а расшифровывала магнитофонную запись моей лекции. Но рядом с ней за столом сидел Илюхин и делал то же самое…

После завершения сборов мой отряд провел рекогносцировочный выход на массив Арабика. Хотя помешали дожди, представление о районе работ мы получили. Несколько лет позже, передавая А.Б. Климчуку все материалы своих наблюдений, я настоятельно советовал: ждите здесь рекордов. И через 25 лет упорной работы они действительно появились…

Андрей и Юра продолжали обучение в Одесском университете. Как председатель Государственной экзаменационной комиссии и член совета по защите диссертаций, я часто бывал в Одессе. В один из приездов мы с Юрой зашли к Лине. Она работала геологом в Проектном институте, ездила в командировки. Замужем, но детей нет. Лине Юра понравился и она напомнила мне стихотворение Константина Симонова "Первая любовь". После этой встречи я не раз заходил к Лине и ее мужу Леониду, рассказывал им о своих делах и поездках. Да, действительно, "сквозь время тоже ходят поезда". Но из них "не выскочишь, раздумав, на ходу, не пересядешь на обратный поезд"

МАКСИМОВИЧ-2. 16.05.1979 г. пришла горестная весть из Перми: скончался Георгий Алексеевич… Я кинулся в аэропорт, но билетов не было ни в Пермь, ни в Москву, Свердловск, Челябинск, Казань … Пришлось ограничиться телеграммой с соболезнованием.

Научное наследие Максимовича составляют более 500 работ общим объемом 380 печатных листов, из которых 208 работ (39%) посвящено проблемам спелеологии.

Первую работу о Кунгурской Ледяной пещере Георгий Алексеевич опубликовал еще в 1937 г. С этого времени его интерес к подземному миру непрерывно возрастал: в первые пятилетия своей научной деятельности он издавал 2-15 работ по спелеологии, в дальнейшем их количество возросло до 35-45.

Публикации Г.А. Максимовича по спелеологии относятся к 10 направлениям: пещеры бывшего СССР и Мира (25,9%); использование пещер (12,0%), отложения пещер (10,6%), микроклимат пещер (10,2%), проблема спелеогенеза (8,7%), гидрогеология и гидрохимия (8,2%) рецензии, библиография, хроника (по 6,2%), методы изучения пещер (5,8%).

Сводки о крупнейших карстовых полостях СССР – это прообраз изданных в 1980-е гг. кадастров пещер. Описания крупнейших и интереснейших карстовых полостей разных стран долгие годы были для нас почти единственным источником спелеологической информации.

Максимович дал исчерпывающий обзор особенностей использования пещер в разные исторические эпохи, уделив внимание определению их значения как объектов туризма. Он предложил рациональную классификацию отложений карстовых пещер, с незначительными уточнениями используемую и сейчас многими специалистами. Работы этого цикла, представляя минералогический интерес, имеют огромное значение для палеогидрогеологии.

За экзотикой натечного убранства пещер Георгий Алексеевич сумел увидеть закономерности изменений водопритоков. Проблемы микроклимата карстовых полостей рассмотрены им в отдельных публикациях и в разделе монографии "Основы карстоведения". Рассмотрев проблему спелеогенеза, Г.А. Максимович определил направления дальнейших исследований на несколько десятилетий. Несколько строчек, посвященных приповерхностной зоне, развернуты в учение об эпифреатической зоне, ее роли в формировании полостей и особенностей гидрогеологии карстовых массивов.

Очень интересны пионерные публикации Г.А. Максимовича по гидротермокарсту. Весьма плодотворна идея о необходимости выделения трех типов карста: тахикарста, обычного карста и брадикарста. Идеи Г.А. о наличии карста и псевдокарста, высказанные им в 1947 г. на Всесоюзном совещании в Перми, в 2001 г. оформились в классификацию, увязывающую карст и псевдокарст (интрузиокарст, вулканокарст, кластокарст, суффозиокарст, термокарст, гляциокарст) с основными классами пород, выделенными в ГОСТ 25100–95. Он составил первые региональные сводки об озерах пещер, их химическом составе и минерализации.

Г.А. Максимович знакомил научную общественность с новейшими представлениями о величине ближнего и дальнего массопереноса в различных ландшафтно-климатических зонах. Его идеи получили развитие в десятках региональных сводок о карстовых районах страны. Предложены новые методы расчетной и экспериментальной оценки химической денудации.

Его рецензии и хроника всегда находили благодарных читателей, так как давали самые свежие, интересные и зачастую неожиданные сведения. Много внимания Г.А. уделял методам изучения пещер. Он указывал на неупорядоченность карстологической терминологии.

Г.А. Максимович не был "полевым" спелеологом. Однако колоссальная эрудиция, критичный ум, умение видеть далеко не очевидные связи процессов и явлений позволили ему создать такие труды, которые еще долгое время будут использовать и теоретики, и практики. Георгий Алексеевич всегда отмечал, что наука – это не застывшая сумма знаний, а живой, развивающийся организм. Поэтому то, что сделано нами за последние 40 лет в спелеологии – отнюдь не "искажение" учения Максимовича, как считали многие, а его творческое развитие.

Максимович был основателем и первым руководителем Всесоюзного института карстоведения и спелеологии, общественной научной организации нового типа, объединившей для решения научно- практических проблем исследователей карста и пещер более 250 исследователей из 60 городов и стран. Он создал школу карстоведов и спелеологов, которую отличают комплексный подход к проблеме, нетривиальность мышления, практическая и природоохранная направленность исследований.

В 1998 г. Администрация Пермской области учредила премии имени выдающихся ученых Прикамья. Премию имени Г.А. Максимовича в области геологии, географии и экологии в 1998-2005 гг. получили его ученики В.Н. Быков, В.Н. Дублянский, А.И. Кудряшов, Б.С. Лунев, В.М. Новосилицкий и А.А. Оборин.

Стираются из памяти или тускнеют имена многих исследователей. Но остаются актуальными идеи основателя геологической карстоведческой школы России, замечательного человека и ученого Георгия Максимовича…

 

1979 г.

Югославия. У Постойной пещеры. 1979 г.
ПОСТОЙНА. Этот год был богат зарубежными поездками. весной состоялся выезд в Югославию. Планировалось, что поедем вдвоем: я и московский спелеолог Олег Падалко, великолепно знакомый мне по работам на Алеке. Но в ОВИРе мне сказали, что его не выпускают и спросили, поеду ли я один. Я немедленно согласился, но позже поинтересовался у оформлявшей документы девочки, в чем дело. Она оглянулась на начальника и прошептала: "Он развелся с женой, но все еще живет с ней в одной квартире". Как говорится, комментарии излишни...

В Белграде меня встретил представитель фирмы (с плакатом Дублянский…) и усадил на поезд в Триест. В Постойной к поезду вышел мой старый знакомый Франс Хабе. Это один из старейших словенских спелеологов, человек удивительной судьбы. На его жизненном пути были война и концентрационный лагерь Дахау, но он никогда не терял бодрости и в 75 лет жил полной жизнью географа-спелеолога, уверенно разгоняя за сотню километров свой красный "Ягуар"…Франс много сил отдал становлению австро-венгерской, а позднее югославской и словенской спелеологии. Его "хобби" – охрана пещер и туризм. И еще фотографии: в архиве, который он с гордостью показывал гостям, хранилось более 15 тысяч уникальных снимков.

Совещание в Югославии было посвящено юбилею Постойненской пещеры. Доклады спелеологов из Австрии, Германии, Италии, Франции, Англии, США показали ее значение в становлении спелеологии не только в Европе, но и во всем мире. Сделал и я короткий доклад о пещерах СССР, остановившись, в частности, на только что открытых пещерах Подолии. Внезапно выступил представитель Швейцарии Готтфрид Берчи и обвинил меня в фальсификации фактов. "Мы исследуем пещеру Хельлох больше полустолетия и у нее длина немногим больше 100 км. А Вы тут за 20 лет даете нам данные о тысячах новых исследованных пещер и такие их размеры… Это коммунистическая пропаганда…".

Надо было давать бой… Со мной в гостинице "Яма" (по- словенски – "Пещера") жил хорошо знакомый мне Георг Денеш из Венгрии. Я попросил у него разрешения вечером пригласить к нам в номер гостей. Участники совещания ушли в Постойну на экскурсию, а я остался готовить ответ… Трудность была в том, что я слабо владею разговорным немецким языком. Мне надо несколько дней, чтобы "активизировать" словарный запас. А здесь в моем распоряжении часы… Вечером пришли трое: швейцарец Г. Берчи (помощник профессора Бегли в исследованиях пещеры Хельлох), австрийцы Г. Триммель (профессор Венского университета, Секретарь союза спелеологов) и незнакомый мне Ф. Одль. Разговор начали со стопки русской водки с твердокопченой колбасой ("О, руссише салями?", – восхитились гости, знавшие только ее венгерский вариант…).

Разговор я построил так: сперва рассказал о наших "стартовых позициях", затем – о становлении спелеологии в 1958-1978 гг., о системе подготовки спелеологов СССР, об отдельных экспедициях, которые продолжались до месяца и привлекали до 100 человек (возглас: "wieviel?.."). Далее я рассказал, как мы оцениваем длину и глубину пещер. Каждый из своих тезисов я иллюстрировал предусмотрительно взятыми с собой моими учебником спелеологии (1968), монографиями по Крыму (1966, 1977), Подолии (1969) и популярной книгой "Вслед за каплей воды" (1971)...

В заключение я высоко оценил работу наших гостей в пещере Хельлох (это сложная и опасная полость, заложенная в трех надвиговых "скибах"). В 1952-1958 гг. она пережила первый период "больших открытий" и имела длину 76 км. В 1968 г. в борьбу вступили советские пещеры Млынки (15,2 км), Кристальная (18,8 км) и Озерная (26,0 км). Но наш конкурент первым в Европе взял рубеж ста километров (100,2 км), "не подозревая", что на Украине уже родился его победитель – скромная Оптимистическая (1,6 км...). В 1973 г. бурно спуртовала Озерная (91,5 км), а 1974-1975 гг. принесли незамеченную спелеологами Европы сенсацию – пещеры Оптимистическая и Озерная "перевалили" рубеж ста километров (109,3 и 104,6 км), хотя Хельлох опять "убежала" от них на отметку 123,8 км... В 1978 г. Оптимистическая "подросла" до 140 км и рекорд Европы по суммарной протяженности пещерных ходов переместился в СССР[17].

Мои гости были озадачены. Сперва они задавали вопросы (особенно сложными были вопросы юриста Одля…), затем только ахали, узнавая о количестве проведенных экспедиций и числе их участников. Разговор закончился бутылкой "Кианти", принесенной нашими гостями, и традиционным черным кофе… Проводив гостей, я долго приходил в себя. Молчавший почти все время Денеш был краток: "Ты достойно представил свою страну…".

Но основное было утром. Началось совещание. Первым попросил слова Берчи. Он извинился за свое вчерашнее "слишком эмоциональное" выступление и сказал, что вечером внимательно проверил все сказанное мною и признает его справедливость. Затем он обнял меня и под аплодисменты зала вручил книгу об исследованиях пещеры Хельлох с автографом А. Бегли. Это была убедительная победа[18]

Совещание закончилось дружеским ужином в банкетном зале при Постойненской пещере. Помня нашу вчерашнюю встречу, Одль решил "расшевелить" меня на русские анекдоты. Анекдот по- немецки? Что ж, попробуем, решил я. Налил рюмку самого крепкого напитка, который был на столе, и начал:

– "Стакан водки? В жаркий день?? В полдень??? Пожалуйста…", – и осушил рюмку. Дружный смех подтвердил, что русский анекдот и русский характер оценили…

На экскурсии мы посетили несколько пещер: знаменитую пещеру Сент-Канциан и мало известную Виленицу, взятую в аренду спелеоклубом. Здесь произошел еще один, уже политический инцидент. Председатель правления клуба резко высказался против "тоталитарного режима и культа личности в СССР". Мы сидели за столом так, что мне была хорошо видна его библиотека с трудами Иосипа Броз Тито на первом плане. Я попросил его обернуться и спросил только: "А это что?"…

Остаток дней я провел в роскошной библиотеке Института карста в Постойной. Там на полках в свободном доступе стояли тома всех основных спелеологических изданий мира… Уезжал я с несколькими тетрадями конспектов статей из них. Многим я пользуюсь до сих пор. Я сделал доклад о карсте Крыма (с показом слайдов), затем хорошо побеседовал с сотрудниками Института Радо Господаричем, Петером Хабичем, Андреем и Майей Кранич… Позавидовал их возможностям: на всю Словению имеется не засекреченная топокарта масштаба 1 : 10.000 с горизонталями через 2 метра. Очень приятно было восстановить контакты с нынешним директором Института, А. Краничем на международном совещании "Карстоведение-XXI век", которое мы проводили в Перми в 2004 г.

ВЕНГРИЯ. Летом 1979 г. наша смешанная группа – Н.А. Гвоздецкий (Москва); И.А. Печеркин, К.А. Горбунова, Л.А. Шимановский (Пермь) и я (Симферополь) побывали на совещании по гидрологии карста в Будапеште. Нас командировали разные организации и на разные сроки. Из-за этого возникал ряд смешных инцидентов.

Нас встретил профессор Ласло Якуч. Это известный венгерский карстовед и спелеолог. Получив образование в университете Будапешта (география и химия), он работал геологом в геологическом Институте. Он изучал морфологию и происхождение гидротермальных пещер в Будайских горах. В 1949 г. Якуч направлен на научную стажировку в Геологический институт АН СССР в Москве. С тех пор он поддерживал тесные связи с профессором Н.А. Гвоздецким, под редакцией которого в СССР были опубликованы популярная книга "В пещерном царстве" (1962), а позднее – монография "Морфогенез карстовых полостей" (1979). Поэтому неудивительно, что Якуч уделил основное внимание Гвоздецкому. Однако по визиту в Крым он знал и меня. Поэтому мы двое влезли в его маленький "Трабант", а пермские коллеги отправились осматривать Будапешт.

С 1953 г. Якуч стал директором пещеры Агтеллек, в 1963 г. он основал кафедру физической географии в университете г. Сегед. Впоследствии Якуч занимал многие руководящие должности в венгерской науке и был членом ряда научных советов и комитетов. Научные интересы Якуча лежали в области морфодинамики карста. Наиболее известным стало выделение им автогенного и аллогенного карста. Якуч активно пропагандировал роль эрозии в морфодинамике пещер и биогенный контроль карстовых процессов.

Ласло показал нам карьер доломитов и гидротермальные пещеры Йозеф-Хедь, Семле-Хедь, Матьяш-Хедь, являющиеся эталонами лабиринтовых гидротермальных пещер мира. Здесь развиты триасовые доломиты, вмещающие крупный резервуар термальных вод, имеющих два основных источника питания – нисходящие инфильтрационные (холодные) и восходящие (термальные) воды. Наблюдения за их режимом продолжаются 150 лет. С 1930-х гг. ХХ в. началось снижение уровня и температуры воды, которое усилилось в конце века. Сейчас в горах Геллерт открыта наблюдательная гидрогеологическая станция. Я поблагодарил Ласло за интересную экскурсию, оставил общаться с Николаем Андреевичем и ушел бродить по городу.

Совещание прошло обычно. Особенно ярких докладов не было. Затем начались экскурсии. Кроме известных мне пещер района Аггтелека мы посетили горы Бюкк. Расположены они во внутренней зоне Карпат и почти целиком сложены триасовыми известняками. Основная их часть – плато, изъеденное карстом, отчасти замаскированным лесной растительностью. Изучение 800 коррозионных воронок позволило характеризовать их морфометрию, плотность, почвенный покров, микробиальный комплекс, микроклимат, влияние экспозиции на форму. В горах Бюкк – много карстовых логов с водотоками, формирующих туфовые плотины (р. Салайка).

Есть здесь и пещеры. В шахте Вечембюк достигнута глубина -245 м. Исследован микроклимат ряда пещер. По данным 150 мониторинговых станций содержание радона в воздухе пещер колеблется от 0,2 до 14 Бк/м3. Многолетние наблюдения на 10 метеостанциях и 25 источниках позволили рассчитать водный баланс массива. Осадки составляют 788 мм, испарение – 500 мм (63,5%), инфильтрация – 288 мм (36,5%), причем сток через источники составляет 33,0%, а переток в другие водоносные горизонты – 3,5%. Я проводил такие же работы в Горном Крыму и получил схожие результаты.

Большое впечатление произвело посещение купальни в Тапольце. Раздеваешься как в бане и входишь в теплую воду, затем вплываешь под теплый водопад… Запомнилось также пересечение Токайских холмов, где в песчаниках проложено более 200 штолен для хранения вина (самая древняя из них датируется 1242 г.). Из рода в род переходит почетная должность "пинцмейстера" – погребных дел мастера. В его обязанности входит не только слежение за самим вином, но и за плесенью мышиного цвета, шкурой покрывающей своды галерей. Плесень регулирует влажность воздуха, препятствует образованию вредных грибков, придает вину неповторимый букет…

У нас до отъезда оставалось два дня и мы решили побывать на озере Балатон. Это национальная гордость Венгрии и туда ходят поезда. По сравнению с прозрачными озерами Урала и Сибири мутный Балатон нам не понравился, и мы поехали катером на остров Тихань, смотреть пещеры в базальтах и гейзеритах.

Вечером состоялась встреча в Венгерском обществе исследователей пещер. Главное – доклад Л. Якуча. Венгерская спелеология имеет традиции, восходящие к 1037 г. Хотя карстующиеся породы развиты всего на 1,5% территории страны, карст Венгрии поражает своим многообразием и хорошей изученностью. Карстовые явления в Венгрии развиты в горах Кестерхедь, Баконь, Вертеш, Бюкк, Северо-Венгерском нагорье, Рудобанье, Будайских и Трансдунайских горах. Здесь известно более 20 крупных полостей. В Венгрии находятся пещеры, описание которых в карстоведении стало классическим. Это "речные" полости Аггтелека; гидротермальные лабиринты Будайских гор и пещеры-шары Шаторкепуста близ Дорога; сингенетические пещеры в известковых туфах у Лиллафюреда.

Карст Венгрии хорошо изучен: здесь выделены геоморфологические поверхности разного возраста, установлено наличие автогенного и аллогенного карста, отличающихся по питающим водотокам; исследовался водный баланс отдельных карстовых массивов; выявлены причины изменений окраски сталактитов; оценено значение содержания углекислоты в почвах как активизатора карстовых процессов; исследовались процессы спелеогенеза в условиях гидротермокарста, проводились стационарные наблюдения за приливно-отливными движениями в пещерах. Хорошо изучена спелеофауна страны (сейчас известно 435 ее видов); изучается флора пещер, в том числе и возникающая при искусственном освещении (лампенфлора); проведены важные палеонтологические работы; найдены новые местонахождения позвоночных, в том числе видов, считавшихся вымершими еще в плиоцене.

Затем состоялся наш с Игорем Александровичем доклад о развитии спелеологии в СССР. Последняя ночевка в Будапеште ознаменовалась двумя событиями. Игорь Александрович остался недоволен моим разговором с председателем Общества о будущем совещании по карсту Европы в Болгарии. Он заявил мне, что "такое поведение недопустимо". Печеркин только что перенес инфаркт и мы старались беречь его. Поэтому я в шутливой форме ответил, что в нем говорит проректор по науке, который привык, чтобы все в вузе ему подчинялись. Я представляю другой вуз, и действую по другому заданию, выданному мне ВЦСПС… Печеркин признал инцидент исчерпанным.

Второе событие было комичным… В связи с большим заездом в гостиницу нас переселили и Клару Андреевну случайно поместили в один номер… с Шимановским. Мы все – геологи, можем посмеяться по этому поводу и все… Но Клара Андреевна проявила принципиальность и нам не пришлось спать полночи… Больше всего нас рассмешила ее фраза: "Ну, если бы еще с Дублянским…". Мы потом долго гадали: это похвала моему поведению или критика…

На вокзале долго ждем проходящего поезда Белград-Москва. Коротали время рассказами и анекдотами. Как-то раскрылся всегда чопорный Гвоздецкий. Он немного рассказал о себе. Карсту посвящено около 250 его работ, из которых 60 – спелеологические. Первые его публикации о пещерах Абхазии появились в 1940 г. Позднее он почти ежегодно публиковал описания спелеологических районов и отдельных пещер, их отложений и фауны.

Как автор монографий "Карст" (1950, 1954, 1981) и "Проблемы изучения карста и практика" (1972), он ввел в этот удивительный мир тысячи читателей. Заслуги Гвоздецкого в области спелеологии отмечены золотой медалью в Оломоуце (1973). Он явился инициатором публикации в СССР книг Н. Кастере (1956, 1959, 1962, 1969, 1974), Л. Якуча (1963, 1979), У. Холидея (1963), М. Сиффра (1978, 1982), знакомство с которыми способствовало становлению отечественной спелеологии. Его комментарии к этим работам часто были не менее интересны, чем сами работы.

Н.А. Гвоздецкий много путешествовал по Советскому Союзу, Зарубежной Европе, Азии, западной Африке, Кубе. Его научные и научно- популярные книги знакомят нас и с миром пещер этих стран. Оказалось, что Николай Андреевич хорошо рисует, играет на рояле. После этой откровенной беседы он предстал перед нами совсем другим человеком: доброжелательным, увлеченным, жизнелюбивым... Время прошло незаметно и мы угомонились уже в поезде.

СЕВЕРНЫЙ КАВКАЗ. Летом мой отряд по заданию Островского работал на Северном Кавказе. Прежде всего мы сделали топосъемку знаменитого провала на горе Машук. Гора Машук – лакколит. Откуда здесь пещеры? Оказалось, что пещера заложена в перекрывающих вулканическую толщу палеогеновых карбонатных породах. Под действием гидротерм в известняке образовалась полость, а затем ее свод провалился. Именно об этом Провале писал Лермонтов в "Герое нашего времени", но съемки его не было лет сто. По распоряжению Управления курортов галерея, ведущая к озеру на дне Провала, была закрыта и ключи переданы нам. Мы начали работу. И как будто ожили герои романа Ильфа и Петрова: мои ребята, стоящие у входа, не успевали отбиваться от желающих "приобрести билетик…".

Закончив работы в Провале, мы направились на Бермамыт. Это покрытое отдельными воронками наклонное плато, по которому можно подняться с 700-800 до 2200 м. Мы медленно набирали высоту и почти вышли к метеостанции, когда внезапно (в горах все происходит внезапно…) лег сплошной туман. Поднимаясь, мы видели на горизонте каких-то всадников. Только поставили палатку (в тумане идти опасно), в нее всунулась лошадиная голова. "Кто такие? " – спросил всадник. Я сказал ему, кто мы и что тут делаем, показал удостоверение. "Хорошо. Если кто будет тревожить, скажи, что Азамат разрешил".

У меня в группе были девочки и они подняли крик – скорее на метеостанцию… Но куда идти? Я был здесь всего один раз и помнил, что проход к станции довольно сложный, между обрывами. "Сидите и смотрите в оба. Будут разрывы в тумане, берите азимут", – сказал я девочкам. Я дал им компас и прилег. Часа через три проснулся от стука столкнувшихся голов, вопля боли и крика: "метеостанция"… Мы провели на гостеприимной станции три дня, пока не установилась погода. Сотрудники пояснили, что за нами следили охраняющие свою территорию дежурные разных кабардинских кланов…

Туман рассеялся и мы ушли вниз по крутой тропе. Но в памяти навсегда осталась небольшая комната метеостанции с портретом Ермолова на стене, видом на Эльбрус и знаменитые обрывы Бермамыта в окне… Нет, генерал Ермолов явно не довел до конца свои дела на Кавказе… Когда Островский предложил мне выгодный хоздоговор по обследованию карстового месторождения минеральных вод в Кабарде, в очень глухом районе, мы подумали и отказались…

Не менее острой была вторая встреча на Северном Кавказе. Геологическое управление, где работал Островский, находилось в Ессентуках. Да, да, в тех самых Ессентуках, где жила Майя. Не скажу, что я избегал встречи, но и не жаждал ее. Поэтому я не поехал в управление городским автобусом, а добрался электричкой до станции Белый Уголь, осмотрел одну из первых в России гидроэлектростанций на р. Подкумок (1903 г., 445 кВт), и оттуда, "через черный ход", пошел к Островскому. И вдруг навстречу идет Майя…

Я решил пригласить ее вечером в ресторан и поговорить "о жизни". Но она сразу вылила добрый ушат грязи на меня, Любу и тетушку… Идти в ресторан как-то расхотелось и мы расстались. Позже я узнал от сотрудников управления, что Майя работала техником, сейчас "по выслуге лет" инженер, работой себя не утруждает, замуж не вышла, воспитывает племянницу… Осадок от этой встречи остался у меня на много лет[19].

Экспедицию 1979 г. мы кончили в Сухуми, перевалив с севера на юг через памятный мне Клухорский перевал. На перевале поставлено много обелисков погибшим здесь героям. Я подробно рассказал студентам о происходивших здесь событиях и о битве за Кавказ…

В конце лета в СССР по приглашению Академии наук СССР побывал президент спелеологического общества США Р. Гарни с супругой. Это была первая реализация идеи Володи Илюхина привлечь к финансированию зарубежных гостей академию. Средства на это выделялись отдельной строкой. "Влезть" в эту строку помог заместитель начальника Отдела приема иностранных ученых УВС АН СССР Владимир Давыдов. В 1963-1968 гг. он обучался в Севастопольском приборостроительном институте и был активным спелеологом. Побывал Володя и со мной в Красной пещере.

Давыдов занимался вопросами организации международных конгрессов, конференций, полевых экспедиций на территории СССР и немало способствовал вхождению СССР в международную спелеологию. Он был одним из организаторов приема в нашей стране президентов национальных ассоциаций и Международного союза спелеологов Р. Гарни и У. Холлидея (США), Д. Форда (Канада), Г. Триммеля (Австрия), А. Эразо (Испания), И. Фодора (Венгрия), помогал оформить выезды российских, украинских, грузинских спелеологов в Болгарию, Англию, Эфиопию, Канаду, США. К сожалению, в 2001 г. он ушел из жизни…

Рассел Гарни был "маленьким" миллионером. Как мы узнали позже, он и его жена Джин занимались садовым дизайном. Спелеология и охрана пещер были их увлечением. Они написали несколько книг об охраняемых пещерах Америки, купили ранчо над одной из них и использовали пещерный воздух для его охлаждения… Это были интересные, контактные люди. В Крыму мы показали им пещеры Чатырдага и Красную пещеру. Расс задал мне несколько вопросов, сел на камешек и стал что-то считать. "Я могу вложить в эту пещеру миллион долларов. К кому мне надо обратиться?", – спросил он. Что я мог ответить ему… До "капитализации" пещер было еще очень далеко…

Вечером мы устроили небольшой прием у нас дома. Люба очаровала всех украинскими песнями и кухней. Рассел неплохо рисовал и мы подарили ему какой-то крымский пейзаж…

РОВЕНСКАЯ АЭС. Осенью 1979 г. мне довелось побывать на Ровенской АЭС. Проектирование этой атомной станции выполняясь последовательно тремя организациями – Львовским, Свердловским и Ленинградским филиалами ГИДЕПа. В результате она была создана там, где ее лучше было не стоить вообще (на толще четвертичных аллювиальных и флювиогляциальных отложений, покрывающей 30- метровую толщу мелов, лежащую на гранитах). Еще в 1902 г при проектировании железной дороги опытный геолог П.А. Тутковский описал в районе будущей АЭС карстовые провалы. Но львовские геологи только отметили их существование, свердловские – посчитали, что карста здесь вообще нет, а ленинградские – что при глубине залегания мелов 30 м карст будет неопасен… В результате сперва начались провалы при строительстве многоэтажных жилых домов в городе-спутнике Кузнецовске, а затем обнаружены полости и под плитой реактора первого блока…

Чернобыльская авария насторожила правительство и в ректорат Симферопольского университета пришла телеграмма на красном бланке: Дублянскому срочно прибыть на заседание Правительственной комиссии… Самолет делает круг над Ровно и я с ужасом вижу, что четыре огромные "шахматные туры"-градирни построены на склоне долины выше, чем площадки реакторов. А это значит, что неизбежные техногенные потери горячих вод из градирен будут фильтроваться под реакторы. Как поведет себя при этом такая своеобразная карстующаяся порода, как мел – не знает никто...

Заседание комиссии проходит своеобразно: 50 не представленных друг другу мужчин и женщин разного возраста и специальностей столпились в "предбаннике". Открывается дверь и референт называет фамилию. Один из присутствующих исчезает за дверью и через 20-30 мин. вылетает обратно распаренный. – "Ну и что там?". "Зайдешь, узнаешь…". Так продолжалось целый день. Человек 30, в том числе и меня, так и не вызвали…

На следующий день продолжалась та же история и я взбунтовался. В предбаннике за шторками висела большая доска. Я раздвинул их и "вызвал огонь на себя", нарисовав мелом схематические план и профили района АЭС. К доске потянулись заинтересованные геологи и развернулась дискуссия. Тут двери открылись и начальственный голос возгласил: "Тихо! Вы мешаете работать…". Человек 15 так и не были приглашены за двери и во второй день. Зачем нас вызывали – осталось неясным.

Самое яркое впечатление о работе комиссии – экскурсия по станции и то, что произошло после нее. Каждый третий из ее участников достал из кармана рамку своей, "самой лучшей" конструкции, и стал проводить (и тут же толковать) наблюдения… Результаты оказались различными. Зато они удивительно сошлись после экскурсии: "ощупав" рамкой один другого, экспериментаторы уверенно заключали: "У Вас болит сердце", на что испытуемый парировал: "А у Вас не все в порядке с простатой"…

"Королем вечера" оказался не назвавший себя геофизик, рассказавший случай, якобы произошедший на Конгрессе по лозоискательству в Париже. Когда один из советских делегатов высказал сомнения в результатах поисков воды с помощью лозы, председатель спросил его, понравился ли ему суп из черепахи, поданный на обед. Тот ответил, что было вкусно. "А Вы знаете, как его готовили?", – продолжил председатель. "А к чему мне это знать?", – удивился спрошенный. "Месье, почему же вы сомневаетесь в методе лозы, не понимая его механизма? Ведь он дает результаты и это вкусно….", – с чисто французским юмором заключил председатель. "Нет, Ровно – не Париж", – грустно подумал я: на мою подробную докладную записку с анализом ситуации на АЭС ответа не последовало...

Материалы по Ровенской АЭС были использованы мною позже при написании коллективных монографий "Карстовые пещеры Украины" (1980) и "Картографирование, районирование и инженерно-геологическая оценка закарстованных территорий" (1992).

Осенью 1979 г. мы с Любой решили отпраздновать 20 лет совместной жизни. Поехали на южный берег и прошли пешком от Ливадии до Симеиза, сперва по "царской тропе", а затем по сокращенкам между расстроившимися санаториями. Было жарко и я, честно говоря, приустал. Зато меня радовала Люба, оживленная, веселая, улыбающаяся… Но вечером, возвращаясь домой троллейбусом, она вдруг пожаловалась на боль внизу живота. Сперва ей не придали значения, но когда боль повторилась, она пошла к врачам. Один, второй, третий… И внезапное заключение: немедленная операция...

 

1980 г.

В начале января радикальная операция. Хирург – наша хорошая знакомая, Татьяна Николаевна. Звоню ей: "Операция прошла успешно". И молчание. "Что это было?". "Рак". И после долгого молчания: "Мы очень опоздали. Ничего хорошего не ждите".

Так и прошел этот год: восстановление после операции, хемотерапия, восстановление после процедур, новые процедуры… Мы не очень распространялись о Любиной болезни, но Володя Илюхин знал все и предпринял "чрезвычайные меры" по добыче самых лучших лекарств. Весной Любе стало лучше и 9 мая мы полетели в Киев, чтобы встретиться с ее фронтовыми друзьями, которых удалось найти только в конце 1979 г. У одного из них, "первой скрипки оперного театра", мы остановились. Его жена – врач и сразу увидела что-то ненормальное в оживленной Любе. Вызвала меня на кухню и "допросила". "Да, вероятно, это конец", – грустно резюмировала она… Второй фронтовой знакомый – художник. Он за 10 дней нарисовал портрет Любы в любимом терракотовом платье, которое я привез из Югославии… Но и он увидел в ее глазах то, что скрыто от других…

Мое состояние отражают стихи, переданные ей в больничную палату в качестве "психологической поддержки" (позже я понял, что никакая это не поддержка…):

Твоя боль – моя.
И в момент забытья,
Вверяя себя ножу и судьбе,
Помни, любимая:
Твоя боль – моя.
Я весь – в тоске по тебе

Твоя боль – моя.
И хотя без меня
Ты в палате встречаешь рассвет,
Знай, любимая:
Твоя боль – моя.
Друг без друга нам жизни нет...

Твоя боль – моя.
И я жду тебя так,
Как в войну – с полей побед.
Помни, любимая:
Твоя боль – моя
Так будет много лет.

Твоя боль – моя.
Опасенья оставь
И приметы коварные – прочь!
Верь, любимая:
Твоя боль – моя.
И это должно помочь...

Естественно, я "свернул" все дела, отказался от поездки в Болгарию на совещание по спелеологии социалистических стран Европы, которое мы с Володей готовили. Все свободное время я посвятил Любе.

АЛЕК-2. Летом я провел небольшую экспедицию на Алек, куда взял и Любу. Нас встретили мои ребята и взяли ее рюкзак. Люба в основном отдыхала в лагере, но прошла с нами хороший маршрут до Ацинской пещеры. Затем я отправил ее самолетом в Крым и провел короткий рекогносцировочный маршрут на Хипстинский массив к пещере Снежной. Затем мы съездили в Новосибирск к еще одному ее фронтовому другу, герою Советского Союза Дмитрию Бакурову, отдохнули на его даче на р. Иня, побывали в Академгородке. Люба договорилась со своими львовскими друзьями, что Юра после окончания вуза будет пытаться поступать к ним в аспирантуру…

Все, казалось бы, шло нормально, но опять начались боли внизу живота… Я еле довез Любу до Крыма и началось… Оперировать уже поздно… Конец не заставил себя ждать. 18 октября 1980 г. Люба ушла из жизни… Что осталось? Двое детей. Опубликованная монография о моллюсках палеоцена Крыма, свыше 50 работ по палеонтологии, геологии, литологии Карпат и Крыма, тысячи еще не обработанных образцов и нереализованных идей… Ее имя запечатлено в названиях 40 ископаемых моллюсков и рыб, в памяти друзей, которых осталось немало, и, конечно, в моей благодарной памяти…

На похороны Любы приехало много друзей, поступило более 50 телеграмм. Андрей и Ольга уже переехали в Крым и жили с нами, Юра прилетел из Одессы. Много говорили хорошего, теплого. Миновали 9 дней и наш заведующий кафедрой А.Г. Кузнецов, которому В.Г. Ена недавно передал кафедру, предложил мне отвлечься, поехав на несколько дней в Москву на совещание. Я согласился. Само совещание меня не очень интересовало и, когда бывший на нем И.А. Печеркин пригласил меня в Пермь, я возражать не стал…

Самолет прибыл в Пермь с опозданием, и Печеркин, устроив меня по дороге в гостиницу, увез прямо в университет. Мы прошли в президиум и первое, что я увидел в зале – огромные, полные тоской глаза Гали… Вечером мы собрались у Шимановских. Я привез слайдфильм о жизни Любы. Неожиданно Галя и Оля Шимановская разревелись и убежали в ванную комнату… Вечером я проводил Галю до трамвайной остановки и сказал, что свою дальнейшую жизнь я не мыслю без нее. "Я не могу сказать тебе сейчас "люблю", но это чувство придет в свое время, так как ты – очень хороший человек…". Галя ответила, что к этому разговору мы вернемся позже. И мы расстались. Утром я улетал в Москву, а Галя – в Киев на совещание.

Самолет прибыл в Домодедово, я переехал в аэропорт Внуково, откуда отправлялись южные рейсы. На юге везде туман, аэропорт почти пуст. По залу бегали цыганчата, мальчик и девочка. Играя, они забрались на ленту подачи чемоданов, но ее включили и дети завизжали. Я стоял рядом и снял их за шиворот с ленты. Меня догнала их мать и заявила, что я спас ее детей и она хочет мне погадать... Я отказался. Тогда она схватила меня за рукав теплой куртки, развернула к себе и сказала: "У тебя только что умер близкий человек. Ты думаешь, жизнь кончена. Это не так. И вообще – чего ты стоишь? Беги…".

По громкой связи объявили: "По метеоусловиям Киева совершил посадку самолет Пермь-Киев"… Еще через несколько минут в толпе пассажиров я увидел Галю… Все рейсы задерживались на сутки и я предложил Гале поехать к самым близким мне людям в Москве – к Нине и Володе Илюхиным… Нас отпоили чаем, уложили спать (спальников в этом доме всегда хватало). На следующий день мы разлетелись в разные города, но между нами протянулась незримая ниточка…

Вернувшись домой, я застал в нем изрядный кавардак. Возмущенные соседи немедленно доложили, что Ольга и Андрей после моего отъезда созвали друзей и устроили шумную гулянку… Меня это возмутило, но я промолчал (Ольга ждала ребенка). Однако для себя решил, что обязательно буду менять квартиру – с молодежью мне не ужиться…

Еще через несколько недель Ольга родила девочку и ребята без согласования со мной назвали ее Любой… Я понимал их душевный порыв, но слышать в доме каждую минуту это имя было выше моих сил. И, вообще, начало сбываться предсказание Любы – Ольга была не та… То ли виновато воспитание (отец Ольги был военпредом завода, мать – неработающей портнихой), то ли развращающее влияние Одессы, но Ольга, а за ней и Андрей любили гулять, но не очень любили работать. Я заметил это еще в экспедиции на Фишт.

То же было и в быту. Ольга часто оставляла новорожденную Любу вечером на меня, а однажды даже проговорилась: "Мы надеялись, что ребенка будет воспитывать Любовь Прохоровна, а тут она умерла…". Денег у нас не хватало, мы жили только на мою зарплату, но Ольге и это не нравилось. Однажды она собралась и с двухмесячной Любашей в суровые для Крыма морозы (-20°) маленьким самолетом с двумя посадками отправилась к матери в Йошкар-Олу. Андрей на это время отпросился с работы и уехал на Кавказ кататься на горных лыжах… Словом, обстановка дома не радовала.

С Галей у нас установилась довольно регулярная переписка. Мы договорились о встрече на "нейтральной почве". Так и закончился трагический для меня 1980 год…

 

1981 г.

Пермь. Галина Нико-лаевна Панарина. 1981 г.
ОДЕССА. "Нейтральная почва" нашлась быстро. Мои школьные друзья Мея и Шура предложили встретиться у них. У Гали в январе была командировка в Москву, у меня – "окно" между экзаменами. Я приехал в Одессу раньше. Шура уговаривал меня не спешить. "Мы сядем с Галей, выпьем, допросим ее, а потом я тебе выскажу свое мнение", – сказал он. Но все произошло совершенно иначе.

Кончались зимние каникулы и не было билетов… Галя позвонила из Москвы, что будет добираться "зайцем". Мы уже пообедали, когда раздался звонок. К дверям вышел Шура. Он помог Гале снять пальто, усадил за стол, налил рюмки и сказал: "За вас, ребята, будьте счастливы…". Позже я спросил, где же его "допрос". Он ответил: "Галя наклонилась снимать сапоги, подняла голову и так улыбнулась…". Да, улыбка Гали, действительно, прелестна…

Главный вопрос мы с Галей решили быстро. Мы будем вместе. "Но, по русскому обычаю, только через год после смерти Любы", – твердо сказала Галя. За три дня я показал Гале город, рассказал о своей жизни в Одессе, в последний день мы зашли к тетке. Елизавета Ивановна была поражена нашим появлением, но приняла нас очень тепло. От нее мы уехали в аэропорт и "разлетелись" по разным городам. Я до сих пор жалею, что у Гали эта встреча с теткой была единственной…

СИМФЕРОПОЛЬ. Вернувшись домой, я занялся неотложными делами и обменом квартиры. После нескольких попыток мне удалось найти почти идеальный вариант. Я разменял нашу 4-комнатную квартиру на две. Одна 3-комнатная, маленькая (36 м2), сравнительно далеко от центра, но с хорошими транспортными связями (2 номера троллейбусов). Она расположена на первом этаже двухэтажного дома, рядом есть приусадебный участок и место для гаража, чем Андрей вскоре и воспользовался. Вторая – недалеко от университета, на втором этаже трехэтажного дома, две комнаты (34 м2) и огромная кухня (15 м2), балкон. Недостатки – общая с другой квартирой прихожая, огромный дымящий гараж и автовокзал рядом…

Как-то я пришел к нашей (Любы и моей) ближайшей приятельнице, заведующей химической лабораторией ИМР, Алле Евгеньевне Василевской. Пришел не советоваться (решение принято), а "потолковать о жизни". Неожиданно для меня Алла высказала совершенно здравую мысль: "Тебе 50 лет. Ты или будешь жить бирюком, как я (у нее несколько лет назад умер муж), или будешь строить новую жизнь. И это не значит, что ты забыл или предал Любу… Жизнь продолжается". Затем она попросила меня подробнее рассказать о Гале, и мне пришлось второй раз выступать от имени моей будущей жены…

Галина Николаевна Огулова (по мужу – Панарина) родилась в 1941 г. в г. Старая Русса Новгородской области. После окончания средней школы в 1958 г. она поступила в училище г. Перми, которое окончила с отличием по специальности "сборщик-регулировщик телефонной аппаратуры" 6-го разряда. После этого ей надо было отработать три года на Пермском телефонном заводе. Но она одновременно с госэкзаменами в училище сдала вступительные экзамены на геологический факультет ПГУ, чем поставила в сложное положение дирекцию завода… Решение о ее откреплении принималось на уровне министерства. Решающим было то, что она еще на практике предложила усовершенствовать новый телефон, разрабатываемый для китайской армии. Начальство решило, что ей следует учиться дальше. Сборщиком телефонной аппаратуры она проработала всего три дня…

Университет Галя закончила в 1965 г. по специальности "Гидрогеология и инженерная геология". В 1967-1970 гг. работала старшим лаборантом и ассистентом кафедры динамической геологии и гидрогеологии. В 1970 г. поступила в аспирантуру к профессору Г.А. Максимовичу, которую окончила в 1973 г. с защитой кандидатской диссертации "Пещеры карбонатного и сульфатного карста Пермской области". С 1974 г. работает старшим научным сотрудником, зав. сектором, зав. лабораторией гидрогеологии во Всесоюзном научно- исследовательском институте по охране окружающей природной среды в угольной промышленности в г. Перми. Была замужем, имеет 17-летнего сына.

"Что ж", – сказала Алла, – "биография вполне достойная". Но где Галя будет работать? Я ответил, что лучшего места, чем ИМР, в Симферополе нет. "Тогда ее ждут нелегкие дни", – вздохнула Алла. – "На нее обрушатся все женщины, которые знали Любу, и все женщины, имеющие виды на тебя…". И она раскрыла тайну, о которой я по наивности не догадывался: после смерти Любы я стал завидным женихом… Однако была и еще одна тайна. Оказалось, Люба почувствовала отношение Гали ко мне. Недаром они на моей защите сидели, взявшись за руки…

"Пусть Галя приезжает, я буду на ее стороне", – кончила Алла эту тему. Но тут же завела вторую. Как у меня отношения с ее сыном, Алешей? Я ответил, что возьму его раз-другой в экспедиции и все вопросы будут сняты. Примерно так же сложился разговор с моим ближайшим другом, Августом Олиферовым. Он терпел Майю, уважал Любу и сразу сказал, что полюбит Галю, тем более, что она, как и он, пермячка… Отношение этих двух семей облегчило Гале вхождение в новую жизнь, а семья Олиферовых вообще стала нашей родной…

Весной 1981 г. в ИМРе отмечали 70 лет со дня рождения Бориса Николаевича Иванова. Было много цветов, цветистых слов и поздравлений. Несмотря ни на что, мы все очень любили нашего Б.Н! В своем выступлении я вспомнил многочисленные его начинания и сказал, что он напоминает Сизифа от науки. Пыхтя и мучаясь, он создает какую- то новую структуру (карстовую экспедицию, тоннельный отряд, систему кураторов и пр.). Но, создав структуру, он тут же забывает о ней. Если она нежизнеспособна, то самоликвидируется, если находятся ученики, которые подхватит этот труд – она живет… Я один из таких благодарных учеников, кто 12 лет продолжает тянуть в гору камень изучения карстовых полостей…

На этом вечере против меня сидел незнакомый мне геолог, который все время на меня поглядывал. В перерыве он подошел и представился: "Марк Бланк". Я сразу вспомнил эту фамилию. Это палеонтолог с Донбасса, которого не раз по-хорошему вспоминала Люба… Мы сели с ним рядом, много говорили и не меньше пили…Очевидно, это было заметно, так как домой меня пошли провожать несколько человек, в том числе и те, кто "имел виды". Я был пьян и зол, поэтому, прощаясь, пообещал, что скоро удивлю их не только количеством выпитого…

В апреле я завершил дела по обмену и отослал в Пермь телеграмму: "Квартира ждет хозяйку". В ответ получил: "Мама тяжелом состоянии больнице после операции. Алексей".

Я немедленно вылетел Пермь и застал Галю уже у ее сестры. Оказалось, что ей оперировали щитовидку… Но у нее и так одна почка (вторая удалена в 1966 г.). Это была "цена" за рождение сына, о чем врачи честно предупредили ее… Этот "букет" гарантировал много проблем в будущем. Я глядел на осунувшуюся Галю и думал: о чем сейчас может думать она? "Кому я такая нужна?". И поэтому спросил, сможет ли она добраться до ЗАГСа, чтобы подать заявление. "Но мы же договорились о сроках", – попыталась сопротивляться Галя…

Ее не смогли убедить сестра Тамара и ее муж Николай, которым я сразу понравился. Несколько дней я потратил на уговоры. Понимая, что ее не переубедить, я предложил прогуляться до загса и выяснить условия регистрации. Был понедельник, Галя была уверена, что ЗАГС не работает и поэтому согласилась. Но он работал и нас пообещали зарегистрировать только через три месяца после подачи заявления. "Но я буду в горах, в экспедиции"… – "Не хотите – не расписывайтесь…". Но я хотел, хотя и понимал, во что это выльется для меня… Так мы нарушили общепринятые каноны… Я оставил Галю на сестру и сына и улетел в Крым.

За всеми своими личными делами я не забывал и о работе. Летом 1981 г. у нас была одна цель – Бзыбский массив, точнее, его Хипстинская часть.

ХИПСТА-1. По многолетнему плану мы должны были охватить комплексной карстологической съемкой весь Северо-Западный Кавказ от Новороссийска до Абхазии включительно. Совершенно интуитивно, не представляя, что после распада СССР именно там пройдет линия размежевания Абхазия-Грузия, я наметил себе юго-западной границей работ р. Кодори. По всему этому огромному району мы начали собирать литературу (данные по метеорологии, гидрологии, геологии, гидрохимии, карсту и т. д.).

Заключили договора о содружестве с Институтом им. Вахушти (Грузия), Адлерской лабораторией (Москва), Управлением Сочиминвод, Северо-Кавказским геологическим управлением (Ессентуки). Кое-что было подкреплено и хоздоговорами, которых хватало на оплату проезда из Симферополя и обратно, а также на 2-3 месяца полевых работ.

Кликнули клич всем спелеосекциям страны, чтобы они присылали нам свои данные по пещерам района. Отозвался десяток клубов и секций, начали поступать "горы" материала по почти 40 экспедициям, который надо сводить в один масштаб, наносить на карту и пр. Моя лаборатория напоминала штаб армии перед боем.

Работы мы проводили силами студентов 2-5 курсов по схеме "старший учит младшего". У меня появились хорошие помощники: мои аспиранты Боря Вахрушев и Вера Шипунова, а также студент Г.А. Амеличев. На участке Новороссийск-Сочи полостей было мало и по ним имелась хорошая литература (докторская диссертация А.А. Колодяжной и др.), Сочинский район был в основном исследован нами, а вот по краевой области питания Сочинского артезианского бассейна данных было мало. По географическому признаку работы надо было проводить в последовательности: Арабика-Бзыбский-Хипстинский- Гумишхинский-Цебельдинский-Амткельский массивы. Но Арабика была плохо обеспечена материалами и мы оставили ее "на потом". И не ошиблись….

Итак, в 1981 г. работаем на Хипсте. Это не только известная Снежная, но и десятки других полостей и интереснейшая геология. В.И. Клименко "выбрасывает" наш отряд на окраине села Дурипш, стоящего на четвертичных конгломератах (древнем аллювии р. Хипста). Дальше пешком по плохой автодороге вдоль р. Хипста до пасеки и небольшого выхода конгломератов – плато "Гном". Отсюда подъем на 1200 м на Хипстинский массив по тропе. Я передаю бразды правления Боре (ребятам надо забросить наверх более тонны снаряжения и продуктов) и убегаю. Мне надо успеть к 3-му июня в Пермь на регистрацию брака…

Прихожу к аэрокассе в Адлере и вижу человек сто. Это не очередь, а толпа… С огромным трудом прорываюсь внутрь и узнаю, что билетов нет на целый месяц вперед. "Задействую" своих знакомых спелеологов и они с трудом достают мне бронь на билет до Свердловска… Это уже легче! Покупаю роскошный букет магнолий и лечу… Пересадка в Свердловске и я с потрепанным букетом в Перми… Расписались в ЗАГСе, затем скромная свадьба в ресторане гостиницы "Турист". Много знакомых из ПГУ и ВНИИОСугля… Теплые слова, все поздравляют и жалеют, что я увожу Галю. "Оставайтесь у нас, дадим отдел", – предлагает директор института А.П. Красавин. "Зачем отдел, дадим кафедру!", – парирует И.А. Печеркин. Если бы Галя не отказалась, я бы переехал в Пермь еще в 1981 г. Но у нее здесь были проблемы с бывшим мужем и она хотела увезти сына подальше от Перми…

Дома нас ждала первая "семейная" неприятность: у Алеши украли подаренный недавно Галей мотоцикл и он со школьными друзьями дежурит у гаража, надеясь поймать угонщика… На следующий день узнаем, что в Балатовском лесу произошло страшное убийство сестры девочки из Алешиного класса. Галя сразу почувствовал опасность. Я, как мог, успокаивал ее, но сердце тоже было не на месте.

Уехал я на Кавказ полный волнений. Как сложится наша жизнь? Долетел до Адлера, добрался до Клименко. Утром уехал в Дурипш. Закупил хлеба на всю группу (рюкзак под 50 кг) и побрел по раскисшей дороге к пасеке, где меня должны были ждать. На пасеке никого, кроме собак. Вообще-то я их не боюсь, но пастушья собака чужого посадит и не выпустит до прихода хозяина… Поэтому я миновал пасеку и ушел на плато "Гном". Вечерело и я решил заночевать там. Уложил рюкзак между двумя поваленными буками, развел небольшой костерок, поужинал. Вечером начался дождь, ночью превратившийся в ливень. Под буками пошла вода. Пришлось забираться на толстый мокрый ствол, укрыться плащ-палаткой и всю ночь балансировать на нем…

Рассвет я встретил промокшим и замерзшим. Возвращаться на пасеку? А вдруг пасечник не придет домой? Идти в село? Далеко. Решил идти к нашему лагерю у Снежной. Подмокший рюкзак стал совсем неподъемным. Намечаю себе ориентир (дерево, скала) и говорю сам себе: "если ты мужик, то дойдешь…". Дохожу, падаю, отдыхаю, встаю, выбираю новый ориентир. И так все километры подъема…

В 11 утра я был в лагере. Меня встретил взволнованный Боря, напоил горячим киселем, затем уложил в самой теплой палатке. И лишь через пару часов ответил на все мои вопросы, Самое важное: все живы, хотя не вполне здоровы. Дожди… Когда первое напряжение спало, он посмотрел на меня соболезнующе и передал телеграмму, полученную еще на пасеке. Тетка сообщает, что умер Андрей Гаврилович и ей нужна моя помощь… Устраиваем "военный совет". Я принимаю всю сделанную работу, мы продумываем дальнейшие маршруты. Боря выделяет мне двух сопровождающих и я ухожу вниз. На следующее утро я был в Адлере, а к вечеру – в Одессе.

Но несчастья этого года не кончились. Мне позвонила Галя и сказала, что Алеша арестован по подозрению в убийстве… Это была безнадежная борьба с нашим славным правосудием… Я семь раз летал в Пермь, поддерживал Галю. Мы прошли все круги ада, который называется "судебным расследованием".

Для нас свадебные дни были перед глазами. Я составил хронометраж событий и однозначно доказал, где в момент совершения преступления находился Алексей. Так как это были показания родственника, они не были приняты во внимание… Пока Алеша сидел в камере предварительного заключения, в Перми было совершено еще одно, аналогичное преступление. Это тоже не заставило следствие задуматься… Я ходил к прокурорам разных уровней, чуть не оставил партбилет "за неуважение к органам власти"… Уехал я только тогда, когда исчерпал все свои возможности…

Но я не знал, на что способна Галя. Она поехала в Москву в Генеральную прокуратуру, с помощью Володи Илюхина пробилась на самые верхи, но и там услышала банальные ответы… Однако что-то сдвинулось и в конце года Алеша был выпущен, а позднее все обвинения с него были сняты… Он потерял год обучения в вузе и уйму нервов. А о нас говорить не приходится… И никто даже не извинился… А я написал Гале:

И снова рассвет, как вчера, одинок,
И снова закат проводил без тебя...
Ах, как бы хотелось послать между строк
Тоскую, грущу, ожидаю любя...

Но жизнь не ручей, а слова не вода.
И нам никогда не вернуть
Ни эти часы, ни эти года
Ни даже – пройденный путь...

Турбины на взлет, а мысли вразброд.
И скрыв за улыбкой тоску,
Опять провожаю тебя как на год,
И все – на бегу, на бегу...

30 декабря 1981 г. Галя неожиданно прилетела в Крым, а Алеша улетел в Москву к своей девочке, которая всю эту эпопею перенесла очень мужественно. Мы вдвоем тихо встретили Новый год. Галин любимый девиз "выстоим" стал и моим…

 

1982 г.

КРЫМ-2. Первые дни 1982 г. мы провели "по-семейному": сходили к Любе на могилу, побывали у Аллы и Олиферовых, у Андрея и Ольги. Галя им всем очень понравилась. Затем я одел ее в мою пуховку (она после всех судебных волнений очень мерзла) и мы на "Жигулях" совершили турне по тем районам Крыма, которых она еще не знала: Симферополь-Алушта-Судак-Новый Свет-Феодосия- Симферополь.

Затем Галя пошла к директору ИМР договариваться о работе. Специалисты ее уровня нужны везде и Кирикилица сказал, что будет объявлять конкурс. Но ответ на вопрос: "где Вы остановились" шокировал всех присутствовавших: стало ясно, что Панарина стала Дублянской[20]… Не без помощи жены директора новость мгновенно разнеслась по институту и Галя вышла из его дверей под десятками взглядов... С директором они договорились, что она берет 4 месяца на завершение своих дел и переезжает в Крым в мае.

В начале февраля я побывал в Одессе и повидался с теткой. Она чувствовала себя вполне прилично и поэтому неизбежные разговоры о смерти (ей было 77 лет) серьезно не воспринимались. Мы договорились, что увидимся в Крыму и я уехал домой, а оттуда – улетел в Пермь. Галя была в командировке в Москве и меня встретил Алеша. Что-то в его лице меня насторожило. Но он сперва напоил меня чаем, а только потом вручил телеграмму, в которой сообщалось о смерти Елизаветы Ивановны… Я вернулся в аэропорт и ночью вылетел в Москву, а оттуда в Одессу. Утром я успел позвонить Гале и предупредил ее, что встреча с теткой уже не состоится… Галя порывалась приехать, но она грипповала и я ее отговорил.

Похороны – всегда тяжкая процедура. Было много выступлений коллег, телеграмм от ее учеников: А. Бойко, А. Ворошило, Н. Огренича, Г. Олейниченко, Г. Поливановой, В. Руденко, А. Фоменко, З. Христич, Е. Чавдарь… Как всегда, говорились хорошие слова, но никто не вспомнил, что Елизавета Ивановна 20 лет занимала должность профессора, но получала ставку доцента (ее документы "затерялись" в Киеве, а подумать об их восстановлении никто не удосужился). Затем были хлопоты с квартирой и с разными документами. Домой я вернулся только через 10 дней…

Весной в Симферополь приехал Юра заканчивать свою дипломную работу о гидротермокарсте. Это была совершенно новая постановка проблемы: во всех учебниках и монографиях о Крыме отмечался только активный среднеюрский вулканизм (вулканы Карадага, лакколиты Аю- Дага, Кастеля и пр.). Карстовые формы развиты в верхнеюрских и более молодых известняках… Но обзор Г.А. Максимовича по гидротермокарсту мира настораживал: гидротермы могут существовать много дольше активного вулканизма. Имелись и прямые признаки этого явления в Крыму: непонятные формы отдельных полостей (пещера Карани – огромная перевернутая чаша диаметром 60 м; в шаровидных пещерах, вскрытых в обрывах у Байдарских ворот в начале ХХ в. был добыт исландский шпат, из которого изготовили первые русские николи для микроскопов и пр.).

Юра был хорошим скалолазом, во Львовской лаборатории термобарохимии работали Любины друзья, я знал все "спорные" объекты исследований. Все складывалось хорошо и Юра взялся за работу. Он обследовал все указанные мною пещеры, отобрал пробы, отвез их во Львов и выяснилось, что в Крыму существовала мел-неогеновая гидротермальная система. От Байдарских ворот до Судака он нашел шесть карстопроявлений с температурой кальцита от 200 до 40?С… Этого было более чем достаточно для дипломной работы. Юра позже говорил, что два месяца работы над дипломом под моим руководством дали ему больше, чем годы обучения в университете. Конечно, это было преувеличением, но, говоря его же языком: "мелочь, но приятно…"[21].

Галя приехала в Крым в конце апреля, и до начала работы в ИМР мы совершили ознакомительную поездку на автомашине по Черноморскому побережью до Сухуми. Побывали в Адлерском стационаре, посетили Воронцовскую пещеру. По дороге потолковали о наших планах. Галя сказала, что ей хватит новой работы и семьи, наукой она заниматься не будет. Зная ее, я сомневался, но возражать не стал.

Затем начались ИМРовские будни. Гале пришлось заняться проблемой подтопления Крыма и Украины. Новый регион, новая тема, новые люди… Есть от чего растеряться… Но Галя проявила себя с лучшей стороны и вскоре самые яростные противники признали ее. Ее упорство, четкость мышления, умение решать организационные вопросы и разговаривать с начальством поразили меня. Я понял, что совсем еще не знаю Галю, не бывшую аспирантку Г.А. Максимовича, а руководителя крупного подразделения (во ВНИИОСугле она решала проблемы угольной отрасли всей страны). И еще я понял, что во многих вопросах она не слабее, а сильнее меня…

Летом мы провели экспедицию на Бзыбский массив, совершив в основном геологические маршруты по западному склону массива и части плато. Зимой выпало много снега и потому надо было быть особенно осторожными со студентами: они норовили съехать по снегу, не зная, что ниже может быть невидимый сверху обрыв… Много времени занял опыт на конденсационном источнике Хацвердзых.

ВОЛОДЯ. В конце лета мы с Галей планировали большую поездку по "Московскому кольцу". 18 августа, ожидая ее, я уже стоял с ключами от машины в руках, когда раздался звонок. Плачущая Нина Илюхина сообщила о гибели Володи… Еще через несколько минут позвонил Борис Коган из Севастополя. Он сказал, что билетов на поезд нет, но он достал два общих места в Москву…

С Володей меня связывало многое. Это была организация советской спелеологии (Владимир много лет был председателем центральной секции спелеотуризма, а я – членом его Бюро); "бюрократические игры" в ЦС по туризму и экскурсиям (нельзя провести научную или поисковую экспедицию – проведем слет, сбор, школу или курсы…); первый всесоюзный слет спелеологов в 1962 г. в Крыму (он закрепил личные знакомства спелеологов страны и подготовил первых официальных инструкторов спелеотуризма). Его квартира превратилась то ли в штаб, то ли в гостиницу. Можно было только поражаться терпению и энергии его жены Нины, которая традиционно хлебосольно встречала и провожала всех приезжающих…

Жизнь Володи проходила как бы в нескольких параллельных мирах. Спелеологи мало знали о его научной деятельности (доктор физико- математических наук, блестящий физик и кристаллограф, автор более 500 научных статей, двадцати изобретений и даже одного открытия, руководитель 20 защитивших диссертации аспирантов).

Его коллеги из институтов кристаллографии и космических исследований АН СССР мало знали о его "хобби" – пещерах (более 600 первопрохождений, десятки публикаций). И те, и другие не представляли себе масштабов общественной деятельности Илюхина: председателя Центральной комиссии спелеотуризма ВЦСПС, Председателя секции спелеологии Научного совета по инженерной геологии и гидрогеологии АН СССР, первого представителя СССР в Международном союзе спелеологов, на которого легли основные трудности борьбы за наше признание за рубежом, члена ряда комиссий и т.д.…).

Володя был великолепным воспитателем. До сих пор ходят легенды о его спортивной (бег в гору с отягощением и ускорением) и научной школе (решение теоретических проблем методом "мозгового штурма"). Он был обязательным неформальным соавтором первых методичек и книг "Путешествия под землей", ему принадлежат первые публикации о спелеологии СССР, странах соцлагеря, Англии и Франции, Югославии и Германии.

При таких масштабах работы и плохой "обратной связи" (уж больно спелеологи не любят отвечать на письма и просьбы!) в его деятельности были издержки. Он находился "между молотом и наковальней" – в ВЦСПС были недовольны его ориентированностью на науку и спорт (а не туризм!), а спелеологические круги раздражала его категоричность и не всегда корректные решения (например, о "пожизненной" дисквалификации за нарушения нами же созданных правил).

Погиб Володя в пос. Гантиади (Абхазия), попав под автомашину. На первый взгляд – случайность. На деле – закономерность. Он не мог опаздывать в Адлер к самолету – на Байконуре его ждал советско- французский космический эксперимент. А здесь – серия накладок: задержка на Арабике (на спуске заблудилась участница выхода), поломка рейсового автобуса… Он "жег свою сигару с двух сторон" и "Рафик", обходивший остановленный им Икарус, – была последняя вспышка, которую он помнил…

С уходом из жизни Илюхина советская спелеология потеряла бесспорного лидера, а я – своего бессменного страхующего и друга… Владимир Валентинович Илюхин был звездой первой величины в мировой спелеологии. В ее истории он занял почетное место.

Человек уходит из жизни, а дела его остаются… На похоронах ко мне подошли сотрудники издательства "Наука" и я подписал к печати нашу общую монографию "Крупнейшие карстовые пещеры и шахты СССР", успев вставить в предисловие несколько строк о его безвременной гибели… Я пр??вел несколько дней с Ниной, успокаивая ее и разбирая архивы Володи.

Осенью в СССР приехал нынешний президент Союза спелеологов, испанец А. Эразо. В Крым его привез Володя Давыдов. Мы совершили хорошую экскурсию на Чатырдаг, в Красную пещеру и автопрогулку по ЮБК до Байдарских ворот. Эразо был инженером-геологом, и Юрий Шутов в Ялте провел для него экскурсию в ущелье Уч-Кош, на место проектировавшейся там до войны плотины. Он же рассказал Эразо о гидротоннеле.

Крым, III Всесоюзное совещание по карсту. В.Н.Дублянский ведет полевую экскурсию. 1982 г.
Очень рассмешил нас рассказ Давыдова о трудностях, которые возникли при организации приема Эразо. На каком-то из этапов он прислал в УВС свои статьи, заботливо переведенные на русский язык. Сверху лежала работа "О недиалектическом подходе к изучению карста". Чиновники возмутились: "Этот капиталист будет учить нас диалектике? Не пущать…". Скандал с трудом удалось погасить, а мы с Эразо много спорили по этому вопросу на маршрутах…

Крым. На экскурсии по Второй гряде после совещания. Слева направо: В.Н. Дублянский, К.А. Горбунова, Л.В. и И.А.Печеркины. 1982 г.
1-3 октября в Крыму состоялось III Всесоюзное карстово- спелеологическое совещание. Готовили его Б.Н. Иванов и я. Совещание проходило сложно: дирекция турбазы в Алуште запланировала на один срок приезд делегатов и плановой группы туристов… Было много проблем с автобусами и полевыми экскурсиями. Вел их в основном я, на каждой остановке пересаживаясь в один из пяти "Икарусов". Завершающей была экскурсия на Чатырдаг, куда я поднял по одной тропе и спустил по другой около 100 человек… Об этой экскурсии было очень много хвалебных отзывов: мы показали участникам совещания "карстовый" Крым, о котором не пишут в газетах…

Завершающей была небольшая экскурсия для пермских карстоведов, которую я провел по Второй гряде на нашей автомашине.

 

1983 г.

БАКУ. Весной 1983 г. я приехал в Баку, в институт географии Азербайджана как оппонент по кандидатской диссертации Азада Алиева по карсту Малого Кавказа. Эта красивая страна "приютила" меня в тяжелые годы войны (1942-1943 гг.), в Нухе (ныне – Кахи) похоронена моя мать. Поэтому я считал своим долгом поддержать Азада. В гостинице меня поселили с членом Совета, обаятельным С.П. Бальяном из Еревана. Мы оба непьющие и поэтому из оставленных нам яств наибольшим успехом пользовались орехи. Разбираясь с ними, поговорили о диссертации Алиева. Согомон Погосович вдруг задал мне вопрос: "Кто бы мог помочь нам в исследовании крупной пещеры?".

Я обомлел: Армения никогда не считалась "карстовой" страной. Из сводок Г.А. Максимовича мы знали о ее вулканических и искусственных полостях. Но крупная пещера? Я немедленно представился как один из руководителей спелеодвижения в СССР и начал "допрос". Оказалось, что в Армении в одном из блоков палеогеновых известняков имеется значительная пещера, а в подстилающих их конгломератах еще несколько пещер и даже шахта… Быстро решился и организационный вопрос: меня вызовет на консультацию Географическое общество Армении…

АРМЕНИЯ-1. В мае я прилетел в Ереван. Меня встретил секретарь общества Р.А. Ванян. Я первый раз в Армении, поэтому последовала очень приятная экскурсия по городу, а на следующий день мы выехали в долину р. Арпа. В ее левом борту, довольно высоко над долиной располагается небольшой вход в пещеру. Лаз из первого зала выводит в глыбовый завал, за ним вниз, по падению известняков, уходят анфилады плоских, вытянутых по простиранию пород залов. Местами они богато украшены натекам. Вроде бы ничего необычного. Я набрасываю схематические план и разрез, затем спрашиваю: есть ли выше пещеры какой-нибудь лог? Ванян удивленно отвечает, что есть довольно глубокий овраг, идущий сперва перпендикулярно, а затем параллельно пещере. "Ну, все ясно, можно идти обратно", – опрометчиво заявляю я. И немедленно оказываюсь наказанным за самоуверенность.

Спускаясь вниз, я не очень смотрел на стены. А они удивительны: от пола до сводов их покрывают кристаллы кальцита, местами прячущиеся под обычные натеки… Лог на поверхности не имеет к образованию пещеры никакого отношения: это явно следы напорной кристаллизации, причем с большой долей вероятности – гидротермальной… Исследования пещеры Арчери приобрели особый интерес, так как я как раз готовил новую сводку о гидротермокарсте СССР…

Отбирая образцы на анализ, мы задержались и возвращались в Ереван уже вечером. На крутом спуске шофер вдруг побледнел и буквально вцепился в руль. Поворот, другой… и вдруг он бросает машину на крутую осыпь. Мы с треском, круто наклонившись влево, сползаем по ней, затем глухой удар о днище и остановка… Мы не успели даже понять, что произошло. Самвел с трудом вылез из машины и дрожащим голосом произнес: "кардан…". У нас на полном ходу оторвался карданный вал. Он пробил тормозной шланг и оборвал тяги ручного тормоза. Спасла нас реакция шофера, но, вероятно, не только она, так как на следующий день Самвел повел меня в ближайшую церковь…

Вечером я познакомился с молодыми спелеологами Еревана и они показали мне свою съемку пещеры. Да, им надо много учиться… И начинать надо не с такого сложного объекта… У меня начал складываться план действий. Моя группа сейчас занята другими делами. И я решил предложить эту работу А.Б. Климчуку и группе киевских спелеологов, имеющих опыт съемки лабиринтов Подолии.

На следующий день состоялась встреча с зам. председателя Совета Министров Армении. Рассчитанная на 20 минут, она продолжалась более полутора часов. Я рассказал о новостях отечественной спелеологии, дал оценку увиденного в Арчери, поделился нашими планами на будущее, которые были одобрены.

БЗЫБЬ-1. Летом мы провели большую экспедицию на Бзыбский массив. Впервые за один сезон мы поднимались на него трижды : с плато "Гном", из с. Ачандара и через перевал в верховьях Аапсты. Работы были в основном геологические и по привязке отдельных пещер. Памятных моментов в экспедиции было много.

Мы питались неплохо, но по-полевому. Разносолов у нас не было, повара – тоже. Я приучал ребят готовить самим: что сварите, то и съедите… И вдруг к нашему лагерю пробираются загруженные "Жигули". Из них вылезают незнакомые дядьки и начинают вываливать лаваши, сулгуни, хачапури, мясо и специи для шашлыка, фрукты, бутылки пепси-колы… Оказалось, это родичи нашей Ики Медзвелия из Сухуми, которым она послала письмо, что в экспедиции мы …нет-нет, не голодаем, "но едим эту ужасную тушенку…". Мы устроили "вселенский пир", в котором приняли участие и наши гости. Они с удовольствием поели нашей каши (с тушенкой!), запили ее киселем и заели любимым лакомством диких свиней – каштанами… Честь экспедиции была спасена!

Кавказ. Хипстинский массив. У шахты Снежная. 1983.
Из нашего базового лагеря хорошо просматривается левый берег реки: лесистые вершины Гумишхи, обрывы Заширбары и уходящее вдаль понижение между ними – долина Сухой речки. Настоящей реки там нет. Встречаются только короткие русла небольших ручьев, возникающих во время сильных дождей и интенсивного снеготаяния. Многочисленные поноры поглощают воду, которая выходит из-под земли на левом берегу р. Аапста из пещеры. Воды почти столько же, сколько в реке.

О существовании пещеры и источника Хабю местные жители знали давно. Наиболее отважные доходили до конца широкого 70-метрового хода. Здесь из-под правой стены вырывался мощный поток. На этом пещера кончалась. Мы обследовали район и пришли к выводу, что под обрывами Заширбары должна быть крупная пещера, заложенная в приразрывной зоне Калдахварского сброса. В 1989-2001 гг. спелеологи Москвы (В. Киселев), Рязани (В. Комаров), Красноярска (П. Миненков) и др. прошли сифон и закартировали около 11 км подземных ходов. Исследования пещеры Хабю имеют большой гидрогеологический интерес, позволяя определить вероятную область питания Ново-Афонской пещеры.

Оживило экспедицию участие в ней Алеши и его невесты Ирины из Перми. Всех поражало их восприятие увиденного и реакция на обычные для нас вещи. Памятным был подъем из Ачандары. Я шел по этой тропе впервые и, когда вышли на отрог массива Хипста, отделенный от него узким перешейком, не сразу сообразил, куда надо сворачивать. Естественно, свернули не туда, и пришлось возвращаться. Приуставшие ребята заныли. Мы явно "не укладывались" в световой день и я решил остановиться на ночлег. Но не было воды. Я послал ребят на поиск в правую и левую балки, где на контактах с мергелями обязательно должны быть небольшие источники. Алеша спросил меня, знаю ли я их. Я ответил, что не знаю. "Так чего ж мы будем искать их?", – возмутился он. Я ответил, что они должны быть и их надо искать, а не пререкаться… И надо же, первыми нашли воду гордые Ирина и Алеша…

Уютно переночевав в буковом лесу, утром мы пошли на подъем. Где- то на 1000 м нас догнало облако. Начался ливень, резко похолодало, пошел снег. Идти по скользким скалам стало трудно, а иногда – опасно. Тут заныли все: давайте станем… Я спрашиваю: где станем? Молчание. Говорю: "Ребята, если станем, начнем замерзать. Только вперед!". И мы пошли вперед. Кому-то из девочек стало плохо, и я сверх своего взял ее рюкзак. Наконец вышли на Раздельный хребет. Я сориентировался в разрывах тумана и через час вывел группу к месту стоянки. Распорядился снять мокрое, помыться снеговой водой (вопль девочек: "и так холодно…") и одеть сухое из рюкзаков. В результате никто даже не чихнул…

Дальше начались работа, новые впечатления, встречи со спелеологами у Снежной… Общее оживление принесла наша съемочная группа, которая столкнулась на склоне со свежими, еще "пахнущими" следами медведя… "Хорошо еще, что не с самим медведем…", – подумалось мне. Результатом наших работ была карстолого-геоморфологическая карта района Снежной, которую составлял Боря Вахрушев. На ней отчетливо прорисовались тектонические ступени, разделяющие разновозрастные поверхности выравнивания, древние ледниковые и более молодые карстовые долины, наложенные на них карстовые формы. Но восторг достиг апогея, когда на эту карту мы наложили план Снежной: оказалось, что ее повороты совпадают с выделенными нами тектоническими нарушениями, а самые глубокие внутренние колодцы и шахты – с их пересечениями…

На плато было много встреч с местными жителями. Героиней одной из них стала Ика Медзвелия. Мимо нашего лагеря проходила тропа, по которой гнали на пастбища скот. Молодые пастухи устроили "забаву": выставили над нашими палатками пустые консервные банки и начали их расстреливать из карабинов. Они часто "мазали", пули рикошетили от скал и это стало опасным. Но сказать им об этом нельзя: обвинят в трусости. Я попросил Ику, мастера спорта по стрельбе, показать класс. "Фигуристая" Ика вылезла из палатки, сладко потянулась и попросила: "Мальчики, дайте мне стрельнуть". Мальчики немедленно согласились и выставили 10 консервных банок. Ика осмотрела карабин, приложилась раз-другой и … 9 банок слетели с обрыва… Она вернула карабин, сказав: "Ничего ружье, но пристрелять надо". Пристыженные "мальчики" стали обходить наш лагерь стороной…

Осенью Володя Киселев привез в Крым Генерального секретаря союза спелеологов, Губерта Триммеля с женой. Они пошли с нами "тривиальный" Крымский маршрут: Красная пещера, Чатырдаг, Бахчисарай и Чуфут-Кале, прогулка по ЮБК до Фороса. Триммель посетил все основные карстовые районы Европы и писал о них в своей книге "Die H?hlenkunde" (1968). Однако то, что мы показали в Крыму, поразило его. На маршрутах мы много спорили и продолжили споры в гостинице и у нас дома, где Галя устроила великолепный ужин. На него мы пригласили наших коллег из ИМРа – Васильева, Задорожную, Зенгину, Шутова. Многих из них Триммель знал по встречам на конгрессах и совещаниях. Переводил в основном я, однако споткнулся на "коронном блюде" Гали – рыба под шубой… Люба Задорожная кинулась помогать мне на ужасном французском. Полиглот Триммель улыбнулся: "Проблема французского – прононс…".

 

1984 г.

Весной 1985 г. мой сын Юра начал работы в США. Используя методы, разработанные при изучении пещер России, Украины и Венгрии, он исследовал там геологическое строение горы Яка, которую правительство США планировало использовать для захоронения ядерных отходов. Сейчас здесь насчитывается более 200 атомных электростанций, "производящих" до 50 тыс. тонн отходов в год. 40 лет ученые США обсуждали различные варианты захоронения ядерных отходов (на морском дне, в полярных ледовых шапках, в толщах каменной соли, в ближнем космосе). В 1982 г. конгресс принял закон о "постоянном геологическом захоронении". Кандидатом для такого захоронения выбрана гора Яка в штате Невада. Отходы планируется захоранивать навечно в форме стержней из боросиликатного стекла. Геологическая среда должна обеспечить изоляцию радиации от среды обитания человека на период 10 тысяч лет.

Гора Яка сложена мощной (до километра) субгоризонтальной слоистой толщей вулканического пепла. Он спекся и образовал плотную и прочную породу. Здесь чрезвычайно низкий уровень подземных вод (600- 900 метров от поверхности земли). На глубине породы цеолитизированы (цеолиты являются эффективными сорбентами радионуклидов).

В результате проведенных исследований выяснилось, что Яка – район молодого вулканизма, где выявлены тектонические движения. Самое недавнее смещение пород отмечено 200 лет назад. В июне 1992 г. произошло землетрясение мощностью 5,6 балла. В геологическом прошлом на поверхность горы периодически изливались термальные воды. Вероятность повторения таких событий в будущие 10 тыс. лет близка к единице, и поэтому гора Яка малопригодна для захоронения ядерных отходов. Проект полной стоимостью более 60 млрд. долларов разрабатывал "тупиковую линию", не имея запасных вариантов…

АРМЕНИЯ-2. В 1984 г. группа Климчука выполнила съемку пещеры Арчери. Она имеет значительные размеры (3,7 км /-130 м) и действительно образована гидротермальными водами с температурой до +60?, а затем переработана обычными холодными водами. Одновременно исследованы кластокарстовые пещеры Магела (2,1 км), Вайк (0,7 км) и шахта Айцери (- 127 м).

Я приехал к Климчуку с Галей и мы вместе осмотрели пещеры района. Затем мы совершили большую поездку по стране (Джермук, Сисиан, Эчмиадзин, Горис, Гегарт, озеро Севан). Наши контакты с армянскими спелеологами продолжаются до сих пор (Киев, 1987; Пермь, 1992, 2004). Материалы по пещере Арчери были использованы при написании коллективных монографий "Спелеопровинции Большого и Малого Кавказа" (1987) и "Кадастр пещер СССР в конгломератах и песчаниках" (1992).

Посадив Галю в самолет в Симферополь, я уехал в Адлер поездом. Боря Вахрушев и Гена Амеличев уже доставили туда мой отряд.

АРАБИКА. Летняя экспедиция была на массив Арабика. Сперва мы пытались проехать к началу подъема по ущелью Сандрипша, где раньше была неплохая лесовозная дорога. Но она оказалась размытой и на выезде наш ГАЗ-66 свалился в овраг… Я ехал сзади на "Рафике" и видел все это… Мы чуть не последовали за ним и с трудом "сползли" по мокрой дороге. Я выскочил, отключил аккумулятор и бензобак, убедился, что шофер и все студенты живы, хотя и напуганы… Пришлось посылать "Рафик" в Адлер, вызывать оттуда машину с лебедкой. Обратно выбирались тремя машинами, причем за руль "Рафика" пришлось сесть мне, что я делал крайне редко и неохотно…

После ремонта помятой кабины нашей машины мы попытались заехать на Арабику через Гюзле. Перед подъемом на Кушонский перевал у ГАЗ-66 пробило тормозной шланг, а "Рафик" перегрелся… Они высадили нас на продуваемом склоне и с трудом спустились вниз. Утром наши вещи перебросила до Гелгелука попутная машина чабанов.

Мы провели на Арабике несколько геологических маршрутов, которые на севере доходили до трога Каменный Клад и склонов Ах-Ага, на востоке – до г. Хырка, а на юге – до обрывов в ущелье Жоэквары; выполнили интереснейшие наблюдения за конденсационным источником Гелгелук; встретили отряд Климчука, по моей "наводке" начавший первые работы в троге Орте-Балаган; и спустились вниз через долину Сандрипша. Для меня Арабика-1983 памятна тем, что в промежутках между этими интересными делами я работал с моей аспиранткой Верой Шипуновой над ее диссертацией… Еще запомнились две встречи с НЛО: сперва в виде "дирижабля" с окнами на фоне горного склона, а затем – огромного "зарева", медленно охватившего половину небосвода…

Еще один раз мы познакомились с Арабикой из долины Бзыби и ее притока Геги: мы выяснили особенности заложения загадочной Гегской пещеры с несколькими крупными сифонами и резкими колебаниями уровней в них, затем поднялись в долину Геги и проехали живописными полянами с сочной малиной к Гегскому водопаду. Он выбивается из косой щели в основании кулуара, по которому каждый год сходят лавины. Лавинное тело высотой 30 м и сейчас перегораживало долину. В нем поток прорезал огромный тоннель. Я знал, что спелеологи прошли эту щель и обнаружили за ней почти километровую пещеру с сифоном в конце. Один из индикаторных опытов на Арабике дал здесь выход окрашенной воды. Студенты и сотрудники Клименко, которые были с нами на этом маршруте, жаждали подробностей. Но я не мог говорить: доставая бензин для примуса из бака машины, я не учел диаметра шланга и "вдохнул" большую порцию бензина… Отходить от ожога верхушек легких пришлось несколько дней…

 

1985 г.

ПРЕДКИ. Возвращаясь из Америки, Юра обратился в военный архив в Москве, и запросил "Послужные списки" моих дедов. И мы узнали то, что в 1930-е гг. тщательно скрывалось…

Герб семьи Дублянских.
Мой дед по отцу, Дублянский Иван Семенович, православный, из потомственных дворян Черниговской губернии, генерал-майор, служил в разных должностях в Приамурском и Киевском округах, участвовал в Брусиловском прорыве, кавалер нескольких орденов и медалей. После революции служил в штабе Одесского округа.

Мой дед по матери, Пятницкий Николай Петрович, православный, из потомственных дворян Смоленской губернии, полковник, служил в разных должностях в Киевском округе, участвовал в Турецкой войне 1877-1878 гг., кавалер нескольких орденов и медалей, скончался от туберкулеза в 1904 г.

По "Малороссийскому Родословнику" В.Л. Модзалевского (1908) Юра проследил историю рода Дублянских на протяжении 4-х веков. Он существовал на территории 5 уездов Малороссии и внесен в родословную книгу Новгород-Северского Депутатского Дворянского Собрания. На основании этих документов, поданных в Герольдию Дворянского Собрания, мы (я, Юра и Галя) 11.07.1996 г. получили диплом о дворянстве (№ 1241).

В 1997 г. я совместно с О.Д. Абакумовой стал учредителем Крымского дворянского собрания и регулярно участвовал в его работе, в Перми – работал в дворянской инициативной группе (председатель В.К. Татищев), а Юра – в Новосибирском дворянском собрании (председатель В.А. Быков).

БЗЫБЬ-2. Мы стояли в урочище Багья, но проводили длинные, изматывающие маршруты в районы гор Химсул (верховья р. Игры) и Дзышра (верховья р. Хипста). Затем в лагерь поднялся рязанский спелеолог Виктор Комаров. По пещерной "специализации" он подводник, частый напарник Володи Киселева. Но он вдумчивый человек[22], живо интересующийся геологией. Мы с ним выполнили учебный (для него) геологический маршрут через трог Багья, затем ознакомительный (для меня) – на южный склон массива, к шахтам Пионерская (-815 м) и Весенняя (-550 м)[23]. Годы сказывались и этот маршрут (более 35 км с поиском ряда пещер) оказался почти у предела моих сил… Комаров же шел как лось…

Я решил с участием Виктора выполнить "геологическое пересечение" Бзыбского массива от северных обрывов до южного подножья. Такие маршруты я обязательно выполнял с топопривязкой (маршрутный ход и баронивелирование). Студенты каждый год становились "хилее" и я не рискнул пройти с ними весь маршрут полностью. Отработав его северную часть, я отправил их с Комаровым в лагерь, откуда он привел "свежее" пополнение.

Ожидать ребят пришлось в палатке в троге под Химсулом. Была чудесная южная ночь, пропитанная горьким запахом горных трав. Я сидел у небольшого костра и любовался горами. Внезапно раздался крик: так может кричать ребенок, тонко и пронзительно… Но крик несется с неба… Достаю бинокль и вижу орла, несущего в лапах зайца… Над скалами он выпустил его из когтей. Короткий вскрик, удар и все смолкло… Я читал о таком "способе охоты" у пернатых хищников, но видел (и слышал) его впервые… В палатке долго ворочался и был обрадован, когда утром пришел Виктор с моими ребятами. Они принесли продукты и свои вещи: мой базовый лагерь перемещался в другое место, где мы должны были встретиться.

Мы обошли гору Напра с шахтой глубиной -956 м у вершины, и начали спуск на южный склон. Приходится "петлять" между воронками и без топопривязки надежные геологические наблюдения были невозможны. Я объясняю моим спутникам все эти тонкости и с удивлением вижу, что Комарову они интереснее, чем моим студентам… Но вот впереди несколько запрокинутый на север скальный выход. "Это Крепость", – объясняет Виктор, "Здесь находятся несколько крупных шахт – Студенческая (-360 м) и Форельная (-740 м)", – добавляет он. "Что и неудивительно", – подумал я, "В приразломных зонах всегда надо ждать их…".

В "Крепости" стояла какая-то группа спелеологов. Мы потолковали с ребятами, переночевали на поляне в лопухах, и потянули съемочный ход дальше. На одном из спусков видим: навстречу "идут" огромные рюкзаки. Под одним из них оказалась миниатюрная Таня Немченко. Татьяна – герой исследований Снежной, отважная женщина, которая в 1979 г. провела в ней вместе с Даниилом Усиковым несколько месяцев. Мы потолковали, затем я отошел с ней в сторону и посоветовал все же не таскать такие неподъемные рюкзаки, а, пока не поздно, подумать о своей женской доле. Я очень порадовался за Таню, когда в 2004 г. в Москве она отрапортовала мне: "Ваше задание выполнено. Я – мать двух детей".

Мы тепло расстались и через несколько километров вышли на лесную дорогу. Вдруг она почти под прямым углом повернула и пошла вдоль склона. В чем дело? Делаю расчистку и вижу, что она вышла на мощный (зона дробления 150 м!) Калдахварский сброс, "обрезающий" массив с юга. Еще пара сотен метров и мы уже на палеогеновом флише, в домике-базе спелеологов. "Маршрут окончен?", – полувопросительно бросает Комаров.

И здесь я совершаю ошибку, о которой жалею уже более 20 лет. "Окончен… ", – отвечаю я. Собственно, это даже не ошибка, а, как говорит мой сын Юра, "кокетство": мне нужно было довести маршрут до источника Мчиш, куда надо было пройти вдоль сброса. Но от Тани я знал, что на источнике в форельном хозяйстве стоит группа Тинтилозова… Он очень болезненно относился к появлению в Абхазию "чужаков" (тем более, что их, грузин, абхазы встречали не так радушно…). И я не захотел лишний раз травмировать Зураба…

Кавказ. На обвально-подпрудном озере Амткел (глубина 90 м, а лодка – спускает…). 1986 г.
Полевой сезон на этом не кончился. Мы сделали разведку на озеро Амткел[24] и попытались залететь вертолетом на Фишт. Но был туман, летчик побоялся садиться и, не приземляясь, "десантировал" нас где-то на северном склоне Кавказского хребта. Только присутствие Лозового помогло разобраться, где нас высадили. Мы осмотрели район Большой Азишской пещеры и через Майкоп вернулись в Крым.

В конце 1985 г. ректором нашего университета был назначен математик А.Г. Шеин. Человек очень небольшого роста, он стремился быстро перестроить работу по-своему. Не знаю причин, но он решил, что я – лучшая кандидатура на пост проректора по научной работе… Он вызвал меня к себе и стал говорить так, будто я уже дал согласие. Раздался междугородный звонок. По содержанию разговора я понял, что говорят из Министерства. И вдруг Шеин перешел на откровенный мат… Я встал и направился к двери. Он положил трубку и сказал, что наша беседа не завершена. Я ответил: "После Вашего телефонного разговора для меня она окончена". Через 1,5 года бурное общее собрание коллектива убрало ректора-матерщинника из нашего вуза…

 

1986 г.

В апреле 1986 г. состоялась моя самая дальняя поездка по территории СССР – участие в совещании по картографированию и районированию карста во Владивостоке. Мы проводили его под эгидой Карстовой комиссии Научного совета по гидрогеологии и инженерной геологии АН СССР. И.А. Печеркин приехать не смог и всю работу пришлось организовывать секретарю комиссии Л.А. Шимановскому, Ю.И. Берсеневу и мне. Совещание прошло успешно, по его результатам был издан препринт "Опыт картографирования карста". А мне, кроме знакомства со Владивостоком и полевой экскурсии, запомнилось несколько моментов.

Прежде всего, это встреча c моими коллегами по Одесскому университету, доктором геолого-минералогических наук Эмилем Школьником и его супругой Галиной Беляевой. Они рассказали мне много интересного о жизни научных подразделений Дальнего Востока, своих научных связях с американскими и японскими учеными.

Вторым запомнившимся аспектом была работа с Юрием Игоревичем Берсеневым. Этот очень активный молодой специалист имел хорошие "корни" среди геологов Дальнего Востока (его отец был среди первоисследователей геологии региона). Мне доставило истинное удовольствие знакомство с черновиком его кандидатской диссертации, оппонентом по которой мне пришлось выступить через год, на заседании Совета в Институте земной коры в Иркутске. Я посоветовал ему не затягивать публикацию монографии по карсту Дальнего Востока и дал ряд советов по ее подготовке (в 1989 г. эта книга была издана в Москве, в издательстве "Наука").

Но, пожалуй, самым запоминающимся было третье событие. "Владивостокская эпопея" была достаточно нагруженной и я планировал отоспаться в самолете. Неожиданно моим соседом оказался Вячеслав Андрейчук из Черновиц. До совещания я не был знаком с ним лично, хотя несколько лет назад по просьбе А.Б. Климчука писал отзыв на реферат его кандидатской диссертации. Честно говоря, и автореферат, и выступление Андрейчука на совещании мне не очень понравились. Меня настораживала их "глобальность" и некоторая путаница в терминологии. Из разговора с ним понял, что он исповедует "географический" подход к изучению карста, хотя не всегда разделяет представления куратора Мингео по их региону Б.Н. Иванова. К нему в полной мере относилось предостережение Н.А. Гвоздецкого молодым участникам владивостокского совещания о том, что ландшафтный подход надо очень осторожно применять в карсте.

Отдыха у нас не получилось. В полете до Новосибирска мы обсудили много частных вопросов, до Свердловска наметили возможные темы сотрудничества, до Москвы просто говорили о жизни… В целом Андрейчук мне понравился своей активностью и увлеченностью.

АМТКЕЛ. Экспедиция 1986 г. была посвящена только району Амткела. Река Амткели имеет большой водосбор, заложенный в гранитах. При выходе на меловые известняки она теряла значительную часть стока в пещерах-понорах, располагающихся в правом борту долины на высоте до 90 м над ее дном. После землетрясения 1891 г. образовался огромный завал (высота около 100 м, объем более 70 млн. м3), а за ним возникло большое озеро. В межень оно было источником постоянного питания – инфильтрационного (через глыбы завала) и инфлюационного (через затопленные карстовые пещеры системы Водопадная-Пахучая-Холодная, расположенной ниже по течению). Расход источника Шавцкала на выходе карстовой системы, в нескольких километрах ниже, на правом берегу р. Кодори, достигал 10 м3/с.

Рекогносцировка 1985 г. проводилась при средних уровнях воды в озере, работы 1986 г. – при аномально высоких (вода стояла почти у гребня завала), а 1987 г. – при аномально низких (-50 м) уровнях. Совместное решение (по температуре и минерализации) уравнений смешивания показало, что воды гиполимниона Амткельского озера и инфлюационные воды, поступающие с некарстующихся отложений, в разное время смешиваются в соотношениях от 4 : 1 до 10 : 1. Это позволило расшифровать строение этой сложной системы, установить причины аномально низких температур (+4-6?С) некоторых источников.

Во время работ на Амткели было много интересных событий. Это и контакты с местными жителями глухого села близ него, и плавание по озеру на надувной резиновой лодке (нам дал ее В.И. Клименко, мы ее не проверили, за что и поплатились – в центре озера глубиной до 90 метров она начала терять воздух), и работы по определению состава водных механических отложений в Шакуранской пещере… Об этом стоит рассказать подробнее.

Пока не образовался завал, р. Амткели выносила огромные (до 2 м) гранитные валуны, которые сегодня можно найти в отложениях террас и в карстовых воронках района. В пещерах также имеется много окатанных обломков диаметром 10-20 см, покрытых кальцитовой коркой. В литературе высказывались сомнения, граниты это или известняки.

Я придумал "неразрушающий эксперимент". Валун помещается в капроновую сеточку и взвешивается на безмене; затем опускается в заполненную до краев 3-лит-ровую банку от халвы; убыль воды из которой определяется линейкой (банка цилиндрическая, так что связь между понижением уровня и объемом вытесненной воды линейная). По соотношению вес-объем определяется плотность (а, следовательно, и состав валуна).

Это была занятная картина. В сифонном озере пещеры в гидрокостюмах сидят две девочки. Одна достает из воды валун, другая проделывает с ним непонятные действия, а затем откладывает его в сторону, третья ведет запись. Когда была набрана нужная статистика, оказалось, что валуны всех сифонных озер этой пещеры на 90% гранитные… Так было доказано, что ныне изолированные Шакуранские пещеры – нижнее звено Амткельской системы, а также подтверждена возможность далекого (на 6-8 км) переноса гранитных валунов под землей (явное свидетельство мощных эрозионных процессов…). Кроме того, мы определили возможность использования Амткельского озера как натурного аналога при сооружении плотин в карстовых районах.

Симферополь. В.Н.Дублянский (СССР) и Дерек Форд (Канада) в гостинице. 1986 г.
БЗЫБЬ-3. В конце экспедиции мы опять побывали на Бзыбском массиве, где добирали материалы для монографии, задуманной вместе с Борей и Геной.

В 1986 г. Крым посетил венгерский спелеолог Иштван Фодор. Его "хобби" был микроклимат. Он познакомился с моей аспиранткой Лидой Соцковой и с интересом посмотрел ее работы. Затем он рассказал об организации очередного спелеоконгресса в Венгрии. Позже Володя Киселев привез из Москвы и Киева Дерека Форда с супругой Маргарет из Канады. Им мы устроили экскурсию по полной программе, с возвращением с Байдарских ворот через Скельскую пещеру. На память об этой встрече Маргарет оставила Гале пещерную жемчужину размером с перепелиное яйцо, которую можно носить как брелок.

 

1987 г.

ХИПСТА-2. Экспедицию 1987 г. мы начали на Амткеле и кончили в долине р. Хипста. На Хипсте нас интересовало несколько вопросов. Поражали огромный для карстовой реки объем твердого стока и прохождение по ней в паводки потоков, похожих на селевые. В ее средней части бурилась глубокая скважина, и нам очень хотелось узнать, вскроет ли она подстилающие некарстующиеся отложения. Кроме того, удивлял большой расход реки в верховьях, где по данным гидрогеологов нет карстовых источников.

Мы последовательно разобрались со всеми этими проблемами. Маршруты по притокам правого берега показали, что в их верховьях имеются крупные гравитационные отторженцы, в тыловой части одного из которых находится глубокая коррозионно-гравитационная полость Чача (-300 м). Ниже по склону эти отторженцы распадаются сперва на блоки, затем на глыбы, а ниже формируют развалы, являющиеся источником твердого материала. Местные жители говорят, что весной по реке несется огромный вал обломков, а "в воздухе стоит запах чеснока". Ниже по реке, в глыбах под плато "Гном", мы нашли выход источника, вероятно, питающегося из Снежной[25].

Скважина не вскрыла водоупорные отложения, зато из нее пошла термальная вода очень интересного химического состава. А вот с источником пришлось повозиться. Мы определили летний расход воды в р. Хипста. В отличие от других спелеологических групп страны, которые расходы обычно определяли "на глаз", мы всегда носили с собой маленькую гидрологическую вертушку. Замеры дали 6 м3/с. Маршрут вверх по Хипсте по ее правому берегу до ее притока Бат ничего не прояснил: там воды уже не было… Откуда же она берется?

Решить этот вопрос помогла моя болезнь: я загрипповал и мы перебросили лагерь не на перевал, как планировали раньше, а только на середину подъема, где была хорошая поляна, украшенная по краям рододендронами. Девочки начали было украшать ими свою палатку, но я прочитал им небольшую лекцию об этих красивых, но ядовитых цветах, и залег болеть дальше. Воды на поляне не было, но ребята выяснили, что сравнительно недалеко она есть в левом притоке Хипсты. Дежурные Гена Амеличев и Лена Шевченко сварили обед и ушли вниз мыть посуду. Проходят час, два, три, а их нет… Посылаю двух "гонцов". Он возвращаются взмыленные: вымытая посуда и верхняя одежда лежат, ребят нет… Мы посмотрели в рабочей палатке и убедились, что нет и единственной у нас 30-метровой веревки. Дело стало проясняться: Лена только что вернулась из альплагеря и жаждет подвигов, но вот осторожный Гена…

Я сформировал несколько поисковых групп и мы побежали вниз. Первая группа вернулась быстро: по руслу притока обнаружился непроходимый без веревки водопад. Две остальные группы обошли водопад по правому и левому берегам и вышли на более пологий участок притока. Через сотню метров и он кончался следующим водопадом… Через узкое русло переброшено бревно и на нем косынка Лены…

Мы вернулись в лагерь немного успокоенные. Но что будет дальше? А если им очередной раз не удастся продернуть веревку? А если веревки не хватит? А если… Вариантов было много, и я боялся, что первый раз в жизни мне придется прибегнуть к помощи спасотряда… Но он в Сочи… В час ночи на тропе мы увидели слабые фонарики… Пришли ребята…

Они, действительно, несколько раз продергивали веревку, пока не вышли в долину Хипсты, которую перегораживал огромный лавинный конус, сорвавшийся с километровых обрывов Бзыбского массива. Из-под него вырывался мощный источник, который мы искали и о котором не знали гидрогеологи. Дальше ребята догадались не идти вниз по реке, а поднялись вверх, до уже знакомой нам тропы притоку Бат. Затем они по ней вернулись к месту нашего старого лагеря, вдвоем переправились через Хипсту (помогла веревка) и поднялись к нам… Оба были замученные, замерзшие, но счастливые…

Утром я разобрал их "подвиг" и отдельно поговорил с Геной. Он был смущен: "Виктор Николаевич, Лена вынудила меня пройти этот маршрут, она втайне взяла вниз веревку…". Я знал темперамент Лены и понимал, что Гене пришлось нелегко… Поэтому я сказал только, что это урок, который он не должен забывать всю жизнь, в особенности – когда станет преподавателем… Сейчас Гена – доцент Таврического национального университета и отзывы о нем, как руководителе полевых маршрутов, самые лучшие…

Затем мы вышли на перевал к левому притоку Бзыби р. Решевой и провели два дня, разыскивая следы древнего оледенения. Предположить, что через несколько лет через этот перевал будут прорываться в Абхазию вооруженные отряды чеченцев и он будет минирован, мы, конечно, не могли… У перевала мы встретили пастухов и узнали, что на склонах того притока, по которым мы спускались в поисках Гены и Лены, нас ждала реальная опасность – здесь в траве установлены капканы на медведей…

В начале октября 1987 г. в Грузии прошел международный симпозиум "Проблемы комплексного изучения карста горных стран". Мы готовили его совместно с нашими коллегами и друзьями Г.Н. Гигинейшвили, Т.З. Кикнадзе и З.К. Тинтилозовым. В нем участвовали Х. Триммель (Австрия), К. Эк (Бельгия), Д. Тарди (Венгрия), Д. Форд (Канада), П. Форти (Италия), М. Пулина (Польша), Б. Жез (Франция), В. Панош (Чехословакия), П. Бернаскони (Швейцария), Ю. Кунавер (Югославия), Р. Гарни (США), а также представители всех карстовых регионов СССР.

Заседания симпозиума проходили в Тбилиси и в Кутаиси. Мы посетили пещеры Сатаплиа (со следами динозавров в меловых отложениях близ нее), Цхалтубскую (1,5 км пещеры благоустраиваются), Гелатский монастырь, Ингурскую ГЭС (высота плотины 271 м, емкость водохранилища 1 млрд. м3). В проведении экскурсии все время возникали сложности, отвлекающие внимание наших хозяев. Поэтому после Пересечения р. Кодори я "взял власть в свои руки" и начал подробный рассказ о геологии и карсте региона.

После ночевки в Сухуми (иностранцев шокировали ползающие по постелям огромные тараканы), мы поехали в Новый Афон. Экскурсию по пещере должен был вести один из первооткрывателей, Зураб Тинтилозов. Однако группа оказалась слишком большой и он попросил меня провести экскурсию со второй ее частью. Такое "доверие" удивило меня, но я постарался рассказать как можно подробнее о достижениях грузин. Присутствовавший на экскурсии Ш.Я. Кипиани одобрил содержание моей беседы, хотя я рассказал и о ряде трудностей, возникших при освоении пещеры.

Экскурсия окончилась на источнике Мчиш и на озере Рица. В целом она прошла успешно. Иностранные гости отметили большие перспективы дальнейшего изучения карста Кавказа. Было принято решение усилить исследования его высокогорной части.

В конце октября 1987 г. в Киеве состоялось V Всесоюзное совещание "Проблемы изучения, экологии и охраны пещер". Готовил его А.Б. Климчук. На совещании было заслушано много интересных сообщений с мест. Порадовало появление новых имен: молодая поросль спелеологов начала заявлять о себе!

К сожалению, на совещание не смогли приехать руководители Карстовой комиссии И.А. Печеркин и Л.А. Шимановский. Не было никого и от Института карстоведения и спелеологии… Это в значительной мере определило наметившееся отдаление спортсменов и научных работников. Мы с Галей пытались изменить ситуацию, предложив ряд многолетних исследовательских программ. Но удалось частично реализовать лишь одну из них (по картографированию карста). Много часов мы провели также с Николаем Андреевичем Марченко, сменившего на посту руководителя спелеологии от ЦСТЭ погибшего Морозова. К сожалению, и здесь дело существенно не продвинулось.

 

1988 г.

ДУРИПШ. Работы этого года были посвящены плато Дурипш. Оно сложено конгломератами мощностью до 60 м. На плато расположены богатый чайный совхоз и несколько сел. На плантациях и в селах много воронок, в верхней части сложенных глинами. Часть из них провальная, часть – суффозионно-карстовая. Со дна воронок начинаются довольно большие пещеры Аджимчигринская, Лыхненская, Тванба и др. Геофизическая разведка под чайную фабрику показала, что рельеф кровли конгломератов не совпадает с рельефом поверхности. Словом, проблем здесь хватало и мы повозились на этих несложных объектах несколько недель.

Напоследок я решил разобраться, почему долина Хипсты на выходе из ущелья поворачивает почти под прямым углом, огибая плато Дурипш. Это очевидное проявление неотектонических движений! Но каких? Мы стали в крайних домиках села Отхара, где кончалась грунтовая дорога.

Машруты были легкие и девочки попросили, чтобы я отправил их одних, так как им надо помыться. Я неохотно согласился, но предупредил, чтобы они работали только одетыми, а мылись за кустами. Вернулись они часов через 5, сдали материалы и легли отдыхать. Вдруг заурчал мотор и подъехала грузовая машина. Из нее вышел молодой красивый парень, вежливо представился и заявил, что у меня в группе есть три девочки. Он описал их и сказал, что среднюю из них он берет в жены. "С калымом и дружками я приеду в 4 часа", – кончил он. Мои доводы, что это студенты, которым рано замуж, что сейчас не то время, чтобы решать вопрос калымом и пр. он не принял во внимание и сказал: "Не вздумайте удрать. Это наши горы и далеко вы не уйдете".

Девочки все слышали и после его отъезда в панике вылезли из палатки. Особенно волновалась "средняя", которая два месяца назад вышла замуж… Я загнал девочек в палатку, велел носа не высовывать и устроил с ребятами "военный совет". Другого выхода, как "отбивать" их не было: сельсовета в селе нет, почты тоже, да и авторитетных стариков не видно…

Дело кончилось неожиданно. В 6 ч подъехал окровавленный "жених" и сказал, что в этом селе живут "плохие люди" и от своих претензий он отказывается… Это был парень "из чужого села". Местные ребята проследили за ним и избили. А нас попросили уехать последним автобусом в Гантиади, так как "главные события у них еще впереди…". Мы поблагодарили их, а я передал им в подарок свой ледоруб, на который они все время поглядывали, и мы расстались…

КАНАДА И США. Оформление выезда проходит очень нервно. Хотя мы едем за счет принимающей стороны, выясняется, что "с женами не пускают". И Гале, несмотря на телеграфный вызов УВС, приходится возвращаться в Крым… Она, естественно, очень огорчена, тем более, что ее не пускают за рубеж второй раз (первый раз за то, что она уже не жена, только что развелась с мужем, но не успела разменять квартиру…).

Визы мы получаем в пятницу, в 18 ч 45 мин. И видим, что они – только в Канаду. А вызов у нас в Канаду и в Америку…УВС уже не работает и паспортистка безразлично бросает: "Не хотите, не берите паспорта…". Но мы берем их, хотя совершенно не представляем, что будет в Канаде[26]

Паспорта есть, можно получать билеты. Но выясняется, что есть только 1-й класс, на доплату за который у моих спутников не хватает денег (я, как неакадемический работник, вообще еду за свой счет…). До отлета остается ночь и занять деньги в Москве не у кого… Грустно выходим из агентства Аэрофлота. Рядом лоток, в котором торгуют цветами. И тут я вспоминаю, что я все же одессит… Выход найден! Я предлагаю Саше Климчуку, как самому импозантному из нас (одни усы чего стоят!), уговорить кассира продать нам три бесплатных билета во 2-й класс с доплатой до билета 1-го класса, на что моих наличных денег должно хватить! Мы покупаем огромный букет и командируем Сашу обратно в агентство… "Иди, охмуряй кассира", – напутствуем мы его… Через полчаса, показавшиеся нам вечностью, Саша вышел с тремя билетами…

В субботу мощный ИЛ-62 выруливает на старт. Ответный визит советских спелеологов начался. Нас трое: Виктор Дублянский (Симферополь), Владимир Киселев (Москва), Александр Климчук (Киев). Мы летим в Америку по приглашению национальных ассоциаций спелеологов Канады и США.

В редкой дымке под крылом проплывают Прибалтика, Балтийское море, Швеция, Норвегия. В облаках промелькнули контуры Исландии. Ещё час – и мы пролетаем залитую солнцем ледяную пустыню юга Гренландии и почти сразу за айсбергами, забившими Дэвисов пролив, открывается почти безжизненный Лабрадор. Ещё несколько часов – и мы в аэропорту Мирабель в Монреале.

Канада. В.Н.Дублянский, А. Шредер и А.Б.Климчук в Монреале. 1988 г.
До вылета в Торонто остается два часа и наши новые знакомые из Квебекского университета везут нас в город. Первое впечатление: чистота, порядок, предупредительность. И оно сохраняется всю поездку. "А Канада – тоже одноэтажная", отмечает кто-то из нас...

Еще час и "ДС-9" приземляется в аэропорту Торонто. Там нас уже ждут улыбающиеся Маргарет и Дерек Форд, основные организаторы нашей поездки по Канаде и наши недавние гости в Крыму. Немедленно следует вопрос: "а почему не приехали Ваши жены?" (приглашались все трое с женами…). Приходится что-то придумывать, "прикрывая" наши порядки… В дальнейшем этот совершенно непонятный для принимающей стороны вопрос поднимался не один раз.

Еще 100 км автомашиной, и мы в небольшом университетском городке Гамильтон. Отсюда "раскручивается" тугая пружина визита. Подъем в 5-6 ч утра, легкий завтрак (Америка боится толстеть!) и маршруты. Гамильтонский университет, водопад Ниагара, карстовые районы близ силурийского уступа, визит в общину квакеров, встреча со спелеологами восточной Канады, показ наших и просмотр канадских слайдов по пещерам, работа в личной библиотеке Форда (более 10 тыс. томов…).

Время летит быстро и мы опять в аэропорту Торонто. Боинг-727 стартует в ночь. Мы пересекаем за 4 ч всю южную часть Канады и приземляемся в Калгари. Вокруг рекламные щиты с олимпийской символикой. Дерек оставляет нас на 10 мин и появляется в роскошном "Линкольне". Это рента-кар, прокатная машина. Грузим экспедиционное снаряжение – и в путь.

...Мы проехали более 3 тыс. км, сперва по прерии, затем по предгорьям Канадских гор. Останавливаемся в мотеле, отсюда совершаем короткие экскурсии. Затем пересаживаемся на полноприводной "Форд" ("Линкольн" остается на поляне в глухом лесу) и по горной дороге лезем вверх. Выше 1500 м дороги нет. Одеваем рюкзаки – и бросок на 2300 м. Здесь наш базовый лагерь. На следующий день поднимаемся на перевал (2500 м) и осматриваем несколько очень интересных и древних пещер: Гаргантюа, Мендип-Кейв, Клефт-Кейв. Разгорается дискуссия: наши хозяева считают, что здесь проявилась только пликативная тектоника, а мы, по опыту работ на Кавказе, четко видим сбросы, сдвиги, блоки… Через три дня спускаемся к "Линкольну". Стоит. И стекла целые, и колеса на месте… Мы быстро привыкли к тому, что в Канаде в домах вообще нет замков...

Из района Гаргантюа едем на север, параллельно Кордильерам. Олени-вапити выходят прямо на шоссе (мы в заказнике!), небольшие поселки, кемпинги... Ощутимо меняется растительность. Мы в горной тундре. Нас встречает директор заказника с женой. Осматриваем очень красивую Ледяную пещеру с 10-15-сантиметровыми кристаллами льда. Прощаясь с директором, приглашаем эту милую семью в Москву. "Ой, я даже не знаю, где это…", – непринужденно откликается его жена… Это был первый, но не последний раз, когда мы убедились в более высоком уровне нашей системы образования. И вот сейчас ее пытаются зачем-то реформировать…

По Трансканадской магистрали быстро продвигаемся на север. Осматриваем туристский поселок Банф, ночуем в кемпинге близ него, попадаем под ливень, который не выдерживают наши модерновые палатки. "Как бы американцы работали у нас в горах?" – бурчит Володя, пакуя в рюкзак промокшие вещи. Ответ получаем немедленно: Дерек останавливается в Банфе и мы быстро сушим все вещи в стиральных машинах местной прачечной…

Следующий маршрутный объект – карстовая система Малин (от французского "маль" – плохой). Из-под ледника вытекает мощный поток (до 50 м3/с). У стадиальной морены он образует красивое озеро Медицин-Лейк, в котором отражаются снежные вершины. Из озера вытекает река, которая через десяток километров впадает в завальное озеро Малин и ... исчезает. Вся она уходит в поноры в бортах и дне озера, появляясь в виде 22 источников в 12 км ниже. Канадские гидрогеологи провели здесь ряд экспериментов с окрашиванием, доказав, что под озером начинается самая большая пещерная система Канады. Но она, увы, недоступна для человека.

...А нас ждет самая крупная доступная пещера Кастлгард. Небольшой вертолет горно-спасательной службы (1000 долларов за час!) с трудом поднимает нас над ледником Атабаска. Выгрузив Маргарет и полевое снаряжение в базовом лагере, он взмывает к вершине Кастлгард и высаживает нас на скальном обрыве. Ледник сейчас отступает и наш путь лежит по долине, лишь лет 10 назад освободившейся от льда. Д. Форд показывает: вот здесь под нами ход пещеры, здесь – подземный водопад, здесь – сифон... Пещера Кастлгард имеет длину 22 км и превышение +387 м. В системе имеются нижние ярусы фреатических каналов. Она интересна тем, что образовалась до развития максимального оледенения, почти 1 млн. лет назад. Затем ее блокировал ледник (лед заполз даже под землю). Ее сегодняшнее развитие активизируется при таянии льда. Пещера Кастлгард – натурная модель, положенная в основу теории спелеогенеза профессора Форда.

Незабываемая ночевка под ледником, долгая беседа у костра, а утром – продолжение осмотра уже оставленной льдом долины, спуск по "живой" морене и несколько километров по леднику, через поля трещин, в обход конечно-моренных озер... Здесь нам очень пригоди- лись наши альпинистские навыки, приобретенные на Кавказе: Дерек в свои 55 лет – один из лучших "горняков" Канады...

...И опять "Линкольн", за рулем которого меняются Дерек и маленькая Маргарет, несет нас на север. Пересекаем восточную ветвь Кордильер, и мы в прериях. Редкие ранчо соединены правильной сетью "номерных" асфальтированных дорог. На их пересечениях как памятники установлены старые трактора "Фордзон", "Катерпиллер" и пр. Это житница Канады. Фермер, у которого мы остановились на ночлег, рассказал, что он вдвоем с постоянным работником обрабатывает 100 га земли, получая в среднем 60-70 цн. пшеницы с гектара. В его "ангаре", собранном из профилированных алюминиевых листов, стоят 2 комбайна, 3 трактора, 2 автомашины, 3 мотоцикла и многое другое. Производительность труда более чем в 20 раз выше, чем у нас в совхозе, но и работать приходится от зари до зари…

Наша поездка кончается в музее динозавров Тиррел. Здесь обнаружены сотни скелетов самых разных динозавров, построен великолепный музей, сооружены стоянки для автомашин, отель "Динозавр" и т.д. Делать бизнес на палеонтологии – вот чему надо поучиться!

И опять "Боинг-737", опять Торонто, получение американской визы (здесь тоже много формальностей…). Прощаемся с Гамильтоном и неутомимые Дерек и Маргарет за рулем очередного рента- кара везут нас по берегу озера Эри. Наконец, на горизонте появляются дымы Детройта и надпись: "Мост в США". На мосту смотреть на нас сбежалась вся таможня: граждане СССР въезжают в США по визе, выданной в Канаде! Такого они еще не видели… Подошел их начальник. Узнав, что двое из нас с Украины, он перешел на украинский язык и приказал быстро оформить проезд. Дерек долго не мог успокоиться: у этих русских везде знакомые…

Итак, мы в США! Около 14% ее континентальной территории (без Аляски) занимают открытый или покрытый карст. Разнообразие природных условий определяет разнообразие типов карста и пещер в стране. В США изучено около 40 тыс. пещер. 230 из них благоустроено, причем около 40 – государственные, а остальные – частные.

Больше всего пещер расположено в штатах Индиана, Кентукки и Теннесси. На прочей территории пещеры известны в штатах Миссури, Арканзас, Оклахома, Южная Дакота, Флорида, Монтана, Айдахо, Вайоминг, Колорадо, Нью-Мексико.

Наша группа посетила три крупных карстовых района. Мамонтова пещера расположена в Центральном Кентукки. Карст развит здесь в горизонтально залегающих карбоновых известняках, местами перекрытых песчаниками. Пещера представляет собой многоуровневый комплекс субгоризонтальных галерей. Типичны крупные туннелеобразные фреатические каналы, а также каньонообразные вадозные ходы. На эту систему наложены цилиндрические колодцы глубиной до 80 м. Суммарная длина пещеры, состоящей из нескольких объединившихся полостей, составляла 563 км. В Мамонтовой пещере создан национальный парк, осуществляющий охрану и эксплуатацию пещер. Здесь действует 5 подземных маршрутов.

В штате Нью-Мексико, в Гвадалупских горах, карст развит в пермских рифах и одновозрастной толще гипсов на равнине. Здесь наиболее известна Карлсбадская пещера (33,2 км, амплитуда 314 м). Она состоит из системы огромных залов, при исследовании которых применялись даже воздушные шары; отличается богатством и разнообразием вторичных минеральных образований и огромной (несколько миллионов особей) колонией летучих мышей. На базе пещеры создан национальный парк. Карлсбадская пещера является основой экономики региона. Недалеко от нее недавно открыта уникальная пещера Лечугия (глубина -432 м).

Район Блек Хиллс (Южная Дакота) представляет собой крупный массив гранитов, окаймленных широкой полосой карбоновых известняков. В них развиты системы Винд (82 км) и Джюэл (122 км)[27], представляющие собой объемные лабиринты. Внутренняя поверхность пещеры Джюэл покрыта корой кристаллов гидротермального кальцита. Обе пещеры благоустроены.

Изучение пещер проводят различные группы и общества, из которых самое мощное – Национальная ассоциация спелеологов. В ней действуют секции геологии и географии, палеонтологии, топосъемки и картографии, вертикальной техники, подводной спелеологии, спелеофотографии, освещения, электроники, применения компьютеров, социальных наук, охраны пещер, истории спелеологии и др. Основой финансирования деятельности общества являются членские взносы и добровольные пожертвования.

Пещеры рассматриваются в США как природный ресурс страны, подлежащий охране и рациональному использованию. В некоторых штатах действуют законы по охране пещер. В 1988 г. в Конгресс США был внесен федеральный законопроект об охране пещерных ресурсов, который был одобрен сенатом и палатой представителей и подписан президентом Рейганом.

Организатором нашей поездки по США был Рассел Гарни. Программу поездки обеспечивали в Кентукки – консультант национального парка Мамонтовой пещеры, доктор Джеймс Квинлан, в Карлсбадской пещере – главный специалист по пещерам национального парка Рон Кербо, доктора Арт Палмер и Карол Хилл, по Южной Дакоте – президент НСС Джон Шелтенс.

Поездка в Америку для меня кончилась любопытным разговором в аппарате ЦК КПСС. Я не мог смириться с тем, что в УВС так беспардонно "отшили" Галю. Вернувшись в Москву, я пробился в один из отделов ЦК. Чиновник внимательно выслушал меня и спросил, где я работаю. "В университете". Он открыл правый ящик стола и достал оттуда какой-то документ. Полистав его, он сообщил, что "жены профессоров могут ехать с мужьями, только если их командировка больше, чем полгода". Тогда я сказал, что ехал как представитель АН СССР. Он полез в левый ящик стола и вытащил другой документ. Из него следовало, что "с женами отправляются только члены-корреспонденты и академики"… Закончил разговор он так: "Неужели Вы думаете, что мы будем на Вас ломать систему?". Я хотел именно этого и потому тихо закрыл двери…

 

1989 г.

КИРГИЗИЯ. Весной 1989 г. я участвовал как консультант в международной экспедиции, которую проводил на массиве Туя-Муюн Институт геологии Киргизской ССР. Руководителями ее были мой неофициальный ученик В.Н. Михайлев и мой сын Юра. В ней участвовали представители СССР, Австрии, Венгрии, Польши, Чехословакии.

Массив Тюя-Муюн представляет собой широтно вытянутый блок нижне-карбоновых массивных известняков шириной до 600 м. Известняки залегают почти вертикально, разбиты на блоки, мраморизованы, брекчированы, прорезаны жилами кальцита. Они зажаты между породами палеозойской толщи переслаивания (углистые и глинистые сланцы, песчаники, кремнистые сланцы, эффузивные породы), отделены от них сбросами. Поверхность массива представляет собой слабо наклоненное на север плато со средней абсолютной высотой 1400 м. Река Араван прорезает массив, образуя узкий каньон Данги глубиной около 300 м.

Открытый карст массива представлен только расширенными трещинами и небольшими нишами. Крупные подземные формы представлены пятью пещерами, из которых наиболее интересна пещера Ферсмана (4,6 км / -219 м). Это карстовая полость, ранее почти нацело заполненная рудным материалом. Сейчас она освобождена от него при проведении горных работ. В массиве был пройден ряд выработок. Их основа – вертикальный ствол шахты глубиной 219 м. От него на разной глубине пройдены субгоризонтальные штреки общей длиной 3,4 км. Пол подземных выработок нижнего яруса покрыт водой. По дренажной штольне протекает ручей с расходом на выходе 15 л/c и температурой 20,5°C. Экспедиция работала также в пещерах Большая Баритовая, Аджи- Адар-Ункур, Чон-Чункур, Сюрприз. Многие из них имеют гидротермальные отложения.

Изучение пещер позволило выделить несколько этапов закарстования массива. Дорудный спелеогенез (поздний мел-олигоцен) развивался в условиях сильно расчлененного горного рельефа. Нисходящие гравитационные воды сформировали субвертикальные полости значительной протяженности, глубиной более 250 м. В настоящее время они заполнены литифицированными водными механическими отложениями. Затем были образованы гидротермальные сферические пустоты. Из растворов с температурой 80-30°С на стенках полостей образовались отложения гидротермального кальцита. Началось образование красно-бурого и медово-желтого крупнокристаллического барита, который отлагался из холодных растворов (менее 30°С).

Экспедиция готовилась без моего участия. Гидрогеологические исследования в ней не планировались, так как считалось, что там нет существенных водопроявлений. Однако вечером я провел с Юрой обзорный маршрут и убедился в их необходимости. Кое-что из оборудования (вертушка, термометр) у меня были с собой. В остальном помог австрийский участник экспедиции Карл Майс. Он сперва извлек из огромного рюкзака миниатюрный термометр (замер температуры в капле воды с точностью 0,02°С); затем оттуда появился рН-метр (точность 0,01 единицы…). Я "обнаглел" и спросил, как обстоит дело с Eh… Нашелся и такой прибор.

Мы с Карлом облазили с ними всю штольню. Нас удивили вскрытые ею в 0,5 км от борта долины гранитные валуны (оказалось, это результат сильного землетрясения, после которого по трещинам вглубь массива были "затянуты" отложения IV террасы, сложенные валунами Алайского хребта). Когда я получил из Фрунзе результаты химических анализов отобранных нами проб и простроил Еh-рН-диаграмму, стало ясно, что, согласно Гаррельсу и Крайсту, в пещере, кроме описанных Ферсманом туямуюнита и тангеита, должен быть еще и карнотит. Я дал телеграмму в Вену, и через месяц получил подтверждение: карнотит найден! Вот что такое хорошие приборы…

Через несколько дней после нашего отъезда начались печальные "ошские события". А ведь мы жили в самом их центре и даже не ощутили их приближения…

КРЫМ-3. В 1990-е гг. мы вели работы по заказу Крымского отдела Института геофизики АН УССР. Спелеологические исследования выявляют под землей образования, которые можно связывать с землетрясениями: свежие разрывы стенок пещер, разорванные и неоднократно регенерированные натеки, упавшие сталактиты и смещенные сталагмиты, поваленные колонны, обвальные накопления.

Многолетние исследования карста Горного Крыма позволили мне совместно с Б.А. Вахрушевым и Г.А. Амеличевым выработать новые подходы к использованию карстологической информации для палеосейсмических реконструкций. Они заключаются в учете специфики карстовых массивов как среды, в которой происходит разрядка сейсмической энергии; в использовании для индикации палеосейсмических явлений не единичных карстовых форм, а их комплексов, что резко повышает их информативность и достоверность выводов; в применении для определения возраста дислокаций методов, основывающихся на теории геоморфологической корреляции.

Крым относится к относительно малоактивным сейсмическим регионам, характеризуясь проявлением слабых и умеренных землетрясений, на фоне которых один раз в 500-1000 лет происходят катастрофические толчки. Карстовая область Горного Крыма занимает по отношению к очаговым областям региона центральное положение.

Очаги землетрясений имеют глубину до 40 км. Максимальная зарегистрированная магнитуда М = 6,8, наибольшая (зафиксированная на суше за 200 лет) интенсивность 8 баллов. Карстовые районы Главной гряды находятся в зоне 8 и 7-балльных, Внутренней гряды – 6-балльных сотрясений.

Карстовые массивы Горного Крыма обладают особенностями, определяющими прохождение сейсмических волн. Они имеют двухслойное строение, причем жесткие более плотные (в среднем 2,7 т/м3) верхнеюрские известняки залегают на менее плотных (2,5 т/м3) аргиллитах, алевролитах и песчаниках средней юры и таврической серии. Массивы имеют в основном цокольное строение (известняки приподняты над уровнем моря) и разбиты разрывными нарушениями на блоки разных размеров. В их пределах находятся многочисленные (n·101-102) карстовые полости, имеющие протяженность (n·102-103 м), глубину (n·101-102 м) и объем (n·103- 105 м3); из почти 1000 карстовых полостей 44 относятся к крупным (протяженность >500 м, глубина >100 м).

Для известняков характерна тройная (поровая, трещинная, каверновая) пористость, спорадическая обводненность (с максимумами в приразрывных зонах), значительные (до 45 м) колебания уровней воды в изолированных водотоках, происходящие за короткий период (часы- сутки), резкие изменения статических (объем воды) и динамических (напор) характеристик.

В них могут возникать собственные колебания, дополнительные напряжения сжатия-растяжения при прохождении продольных (до 500-800 кг/см2) и поперечных (до 340-490 кг/см2) волн, эффект усиления или ослабления объемной плотности энергии при прохождении через породы с разными "акустическими жесткостями". Здесь возможны и местные землетрясения, связанные с провалами сводов пещер. Мощность глыбово-обвальных накоплений достигает 90 м, высота падения 120 м, объем 60·103 м3. Многие из этих обвалов могли быть вызваны сейсмическими толчками. Наиболее крупные из них, возможно, сами стали причиной карстовых землетрясений. Выделившаяся при этом энергия колеблется от 6,4·1012 до 4,5·1017 эрг, а примерная магнитуда составляет 1,8-4,9.

Возраст обвальных отложений можно определить только по подстилающим или перекрывающим их отложениям иного генезиса. В Крыму лучшие результаты дали палеозоологический и археологический методы. Г.А. Бачинский по возрасту костей животных, определенному коллагеновым и пикнометрическим методами, отнес обвальные отложения Красной пещеры к раннему, а Эмине-Баир-Хосар – к позднему плейстоцену. Ю.Г. Колосов, О.И. Домбровский и В.Л. Мыц археологическими методами датировали провалы кровли пещер рисс- вюрмом – концом вюрм-1 (стоянки Ак-Каи), VII–VI вв. до н. э (пещеры Красная и Ени-Сала-I), I–III вв. н.э. (пещеры Глазастая, Ореанда), XII и XV вв. н. э. (пещера Басман-5).

Обвальные отложения хорошо датируются по перекрывающим их натекам. К сожалению, у нас пока нет лабораторий, где проводились бы надежные массовые определения возраста натеков методами абсолютного датирования. Первые уран-ториевые даты, полученные по моей просьбе в Мак-Мастерском университете (Канада), показали возраст натеков на обвальных отложениях Мраморной пещеры 60 и 10 тыс. лет.

Сталактиты, сталагмиты, колонны пещер являются природными отвесами. В них зафиксированы условия существования пещер на протяжении значительного интервала времени (до 300-400 тыс. лет). Я применил в качестве индикатора поваленные колонны (62 шт.) из 14 карстовых полостей. Высота колонн колеблется от 1,5 до 8 м. Средний вес поваленной колонны составляет 16 т, а самых крупных – 61 т (Кристальная), 70 т (Мира), 76 т (Монастыр-Чокрак). Анализ направлений осей колонн, упавших на горизонтальный пол (что исключает их откат), свидетельствует, что 40% их тяготеет к Феодосийско-Судакской, 38% – к Ялтинской, 12% – к Севастопольской и 10% – к Алуштинской эпицентральным зонам.

Приведенные данные свидетельствуют о том, что на территории Горного Крыма выделяются дислокации карстовых форм, имеющие разное материальное выражение – от смещенных массивов до разрывов натеков в пещерах. В каждом конкретном случае невозможно доказать, что данная форма является сейсмодислокацией. Но если они объединяются в совокупности, точность диагностирования существенно повышается: в Горном Крыму известно более 250 карстопроявлений, которые можно считать сейсмодислокацией (обвальные отложения – 30%, карстовые рвы – 20%, провалы сводов – 15%, коррозионно-гравитационные полости – 13%, смещенные блоки – 10%, крупные обвальные залы – 7%, поваленные колонны – 5%).

48% проявлений локализуется на Ай-Петринском, 15% – на Чатырдагском, 13% – на Карабийском массивах, 9% – на Внутренней гряде, 15% – на остальных массивах. Максимальная плотность их (1,75 шт./км2), отмечена на Ай-Петринском массиве. Контуры изолиний 0,25 шт./км2 совпадают с 8-балльной сейсмической зоной, выделенной Л.С. Борисенко.

Карстологическим, палеогеографическим, палеозоологическим и археологическим методами датирования синхронных и гетерохронных форм и отложений определены наиболее вероятные интервалы сейсмической активности Горного Крыма.

Наиболее сильные землетрясения, отмеченные подвижками блоков, сорванными вершинами, формированием сейсмогенных клиньев, нептунических даек и пр., происходили в раннем мелу и в раннем палеоцене. Такой же силы (примерно 9-10 баллов) были землетрясения позднего плиоцена - раннего плейстоцена, с которыми связывается большинство крупных смещенных массивов, разрывы гидротермальных и холодно-карстовых пещер, поваленные колонны.

Землетрясения исторического времени (начало 1 тыс. н. э., средние века) уже не достигали такой силы, хотя были сильнее, чем 8- балльное землетрясение 1927 г., не вызвавшее разрушений в карстовых полостях региона. Расположение зон с максимальной плотностью сейсмогравитационных проявлений свидетельствует о возможной активизации сейсмической активности в разных эпицентральных зонах. Приведенные данные необходимо учитывать при сейсморайонировании Крыма и микросейсморайонировании его отдельных участков.

В дальнейшем необходимо провести комплексные карстолого- геофизические исследования (выявление сейсмических событий карстового генезиса, эталонирование результатов геофизических наблюдений, определение структуры и емкости карстовых коллекторов, изучение явления декаплинга в карстовых полостях, выяснение строения и возраста сталагмитов-отвесов и пр.). В карстовых полостях необходимо организовать наблюдательную геофизическую службу (установка сейсмографов, наклономеров, деформографов, изучение приливно-отливных движений, высокоточное нивелирование подземных реперов, изучение газового режима карстовых полостей по альфа, бета и гамма-компонентам, Гелию, аргону и пр.). Эти исследования следует ввести в программы работ Крымского геодинамического и сейсмогидродинамического полигонов.

 

1990 г.

ФИШТ-2. В этом году мы провели крупную экспедицию, посвященную только этому массиву. На сей раз вертолет доставил нас прямо на поляну около приюта. Организовав лагерь, мы отметились в КСС и я провел обзорный маршрут. Массив Фишт (высота 2867 м) – это крайний северо-западный карстовый массив осевой части Большого Кавказа, с которым связан целый "узел" проблемных вопросов.

В их числе: строение подстилающего верхнеюрские водорослевые известняки среднеюрского флиша; мощная разломная тектоника (вдоль западного борта Фишта проходит так называемый Курджипский разлом); гидрогеология (вокруг массива много мелких источников, но нет ни одного с сосредоточенной разгрузкой); гидрология (приток Кубани, река Белая начинается не на северном, а на южном склоне Фишта, затем круто поворачивает на восток и просекает плато Фишт-Оштен-Лагонаки труднопроходимым ущельем); гляциология (на Фиште находится самый западный ледник Кавказа); геоморфология (здесь описаны удивительные поверхностные карстовые формы-комбы), биология (на Фиште описан ряд форм-эндемиков)… Мы не собирались разрешить даже часть этих проблем (на это нужна не одна экспедиция). Перед нам стояла более узкая задача: синхронный (2-3 дня) отбор проб воды всех источников вокруг Фишта.

Первый день мы посвятили осмотру морен южного склона Фишта и выходу на ледник (местное название "Колорадо"). Это необычный ледник. Он питается в основном лавинами, сходящими с обрывов Фишта. В его нависающей стене видны выходы источников, но подойти к ним мешает мощный бергшрунд.

Мои ребята впервые на леднике и предлагают подняться по нему на перемычку между Фиштами. Я решаю дать им урок: выбираю подходящий участок, открывающийся на травянистую поляну, даю одному из ребят ледоруб и предлагаю подняться метров на 30 по леднику. Он, естественно, начинает скользить вниз, и, несмотря на все попытки задержаться, через десяток секунд оказывается на поляне… Опыт понравился. Я показал, как надо правильно обращаться с ледорубом при срыве, а затем "покатались" все желающие. Затем я спросил, сохранилось ли у кого-нибудь желание подняться по леднику наверх. Таковых не оказалось…

Второй день мы посвятили подъему на Малый Фишт. Туда ведет тропа по узкой трещине отседания между массивом и небольшим блоком известняков. Выход на нее сверху незаметен и поэтому я беру несколько азимутов на ближние ориентиры. Сияет солнце и мои ребята недоумевают, чего я трачу время. Затем мы подходим к верху каньона Колорадо. Отсюда наш ледник смотрится совсем иначе и спускаться по нему никому не хочется. Но меня больше интересует перемычка, соединяющая Фишты. По ней можно сравнительно легко выйти на нижнее плато Большого Фишта, к основному леднику, заполняющему огромную карстовую котловину, и к пещерам около него. Но внезапно наползает туман и мы с трудом, используя мои засечки, возвращаемся к месту спуска[28]. Акклиматизация прошла успешно и мы уходим на основные маршруты. Для ускорения работы и облегчения наших рюкзаков разбиваю отряд на две группы. Моя группа обходит массив "по часовой стрелке", Бори Вахрушева – "против". Встреча – через сутки у водопада на западном склоне Большого Фишта, возвращение в лагерь – через двое суток. Каждая группа отбирает пробы только до встречи.

Это была рутинная работа. Фишт окружен мощным поясом гравитационных отложений. Поэтому источники, выходящие из-под него, сразу поглощаются в глыбовых навалах. Приходится непрерывно лазить по ним вверх и вниз, мерить температуру всех водопроявлений, искать основные выходы, "отсекать" от них дериваты. Поэтому пластмассовые фляги для проб наполняются медленно. Но мы уверенно продвигаемся вперед и вскоре справа от нас поднимаются обрывы Большого Фишта, с которых низвергается самый высокий водопад России – Саусырыко (по имени былинного адыгского[29] богатыря). Высота его падения согласно "Атласу офицера" (1884) – 200 м. Выходит он из трещины в скале, но ниже по ущелью р. Пшеха имеются выходы источников. Здесь мы встретились с группой Бори и обменялись первыми впечатлениями от маршрута.

На следующий день встали рано и ушли на крутой подъем по склону ущелья. В его верхней части нас накрыл густой туман и мы радовались, что отбирать пробы уже не нужно (это сделала вчера группа Бори). В тумане вышли на какую-то грунтовую дорогу. Куда идти не ясно и мы "прижимаемся" к тропам, ведущим на восток. Через три часа, когда мы уже боялись, что обогнем и "проскочим" Фишт, в разрыве облаков под нами мелькнуло озеро: "Это Псенодаг", – узнал я его характерный каплевидный контур.

Мы спустились вниз с первыми раскатами грома, поставили палатку и разожгли в ней примус "Шмель". Стало тепло и уютно. Начался ливень, а через два часа вокруг лежал снег. Но он был уже не страшен: впереди была знакомая мне дорога на перевал Фишт-Оштен и спуск к приюту…

Вечером группа Бори не пришла. Зная его уравновешенный характер, я не очень волновался. Только в середине следующего дня она появилась на тропе, но в каком виде… Замерзшие, усталые, в порванных ботинках… Гроза, а затем снежный шквал застали их на открытом склоне и Боря решил спускаться к лесу, к кошам Чугурсана. Они провели вечер и ночь в коше, добравшись до лагеря только к обеду. "Мы очень волновались за вас", – сказал Боря, – "Боялись, что вы не увидите в тумане тропу и уйдете на север…".

На следующий день я уводил группу и спросил ребят, кто хочет отнести пробы воды в лабораторию Адлерского стационара и остаться еще на пару дней на море? Желающие нашлись, однако позже признались, что быстро пожалели о своем решении: спуск через Бабук-Аул с грузом проб не легче подъема…

А наша группа ушла через три перевала на восток. Ребята плохо "держали" длительную нагрузку и я "выманивал" их на каждый следующий перевал грузинскими анекдотами. Затем мы лесовозной машиной добрались до станицы Каменномостской, автобусами – до Армавира и Краснодара и ночью самолетом улетели домой... Это была моя "юбилейная" (60 лет) и последняя экспедиция на Кавказ, который до сих пор мне часто снится…

 

1991 г.

Мой очередной день рождения отмечен "черным камнем": 19 мая 1991 г. наш Андрей попал в автокатастрофу... Любаша и Ольга, к счастью, уцелели, но машина разбита, а у Андрея тяжелая черепно- мозговая травма, из-за которой он до сих пор на инвалидности. В больнице Галя дежурила днем, ночью ее сменяла Оля, которая позднее оставила Андрея с дочерью и ушла к другому. Воспитанная в духе потребительства (о недопустимости этого мы не раз предупреждали ребят…), Любаша, не получив высшего образования, сперва попробовала себя как "фотомодель", а потом привела в дом какого-то милиционера и они выгнали Андрея… Он вернулся работать в геологическую экспедицию и сейчас у него новая семья. Все это очень подействовало на меня и Галю. Наши очень теплые отношения с Андреем и его нынешней семьей сохранились, с Ольгой и Любой мы не общаемся.

КРЫМ-4. Полевые работы мы провели в Крыму, на Чатырдаге. Там была обнаружена очень красивая пещера. А.Ф. Козлов и симферопольский спелеоцентр "Оникс-Тур" начали оборудовать ее для туризма. Мы выполнили ее полную топосъемку и комплексные исследования. Позднее А.Б. Климчук и В.М. Наседкин провели в ней радиометрическую съемку. Концентрация радона в ней варьирует от 150 до 39 тыс. Бк/м3. Эти работы открыли новые возможности исследования пещер, но показали необходимость радиометрического контроля для спелеологов (при проведении исследований) и обслуживающего персонала (при эксплуатации пещеры).

1991 г. отмечен еще одним событием: опубликована монография Д.А. Тимофеев, В.Н. Дублянский, Т.З. Кикнадзе "Терминология карста". О необходимости упорядочения терминологии в карсте говорилось неоднократно; это было записано в решениях всех совещаний. Почему три автора? Д.А. Тимофеев – организатор подготовки и автор ряда таких работ от Геоморфологической комиссии АН СССР (терминология поверхностей выравнивания, 1974; общей геоморфологии, 1977; денудации и склонов, 1978; структурной геоморфологии и неотектоники, 1979 и пр.). В.Н. Дублянский – организатор и автор подготовки монографии от Карстовой комиссии АН СССР. Участие Т.З. Кикнадзе было предопределено его положением директора Института географии им. Вахушти в Тбилиси, к которому обратился Д.А. Тимофеев с предложением подготовки работы. Всего в монографии 2500 терминов, которые распределились по авторам в соотношении 350 : 2050 : 100… Так что участие в той или иной научной работе, как и в футболе, это "эффект касания"…

Однако на этом история с монографией не кончилась... Из переписки с В.Н. Андрейчуком выяснилось, что он тоже готовит нечто подобное… Правда, перечень присланных им терминов был несоизмерим с уже имевшимся. При сдаче работы в печать выяснилось, то ее объем (30 п.л.) намного превосходит максимально допустимый в издательстве "Наука" (20 п.л). Тогда мы договорились, что разделим все материалы на две части: по карсту (Тимофеев, Дублянский и Кикнадзе) и по спелеологии (Дублянский, Андрейчук). Единственное условие – вторая работа должна выйти позже первой. Я передал ее полный текст Андрейчуку, с просьбой выбрать из нее всю спелеологию и добавить свой материал. В результате обе работы вышли в 1991 г. Спелеологическая часть (1310 терминов) во многом повторила карстовую, что вызвало справедливое недоумение основных авторов…

 

1992 г.

Летнюю экспедицию мы провели на Чатырдаге, доисследуя найденные спелеологами продолжения шахты Эмине-Баир-Хосар. А.Ф. Козлов включил ее в комплекс оборудованных пещер нижнего плато. Там есть красивый зал, названный моим именем.

Палеозоологические находки 1960-х гг., сделанные Юрием Бачинским, оказались лишь частью уникального местонахождения. В нем найдены полные скелеты, черепа и отдельные кости крупных млекопитающих (мамонт, носорог, бизон, сайга, лошадь и пр.) и хищников (пантера, волк и пр.). Сейчас его раскапывает украинско-румынская экспедиция. Предварительная датировка находок – брянский интерстадиал (средний валдай).

Летом по просьбе новых владельцев карьера известняков в пос. Мраморное, татар из ближнего села, мой отряд провел его геологическую и гидрогеологическую съемку. Этот карьер – постоянное место проведения геологических экскурсий (здесь проходит один из региональных разломов, по которому, по новым представлениям, произошел крупный надвиг).

Мы начали с топографической съемки, затем наложили на нее сетку разломов. Стало ясно, почему из одного блока получают кондиционные известняки, а породы других блоков пригодны только на щебенку. Но нас интересовало не только это. Борта уступов карьера отрабатывали взрывами. Мы выяснили их мощность и показали, что массовые взрывы определенной мощности могут влиять на обрушение натеков в пещере Мраморная. Более того, при крупных взрывах возможно сползание остаточной глины с бортов трещин и ходов в Аянской пещере. Это может привести к внезапному закупориванию питающих каналов и временному прекращению стока источника, который питает Симферополь.

Для гидрологических расчетов не хватало данных: замеры расходов воды в балке Биюк-Янкой никогда не проводились. Мы сидели в лагере и искали выход. Я спросил студентов, какие характеристики стока они помнят. Назвали расход, объем и слой стока. "А как используется модуль стока?". Молчание. Я пояснил, что он характеризует "единичный" расход с 1 кв. км. На западном склоне Чатырдага этих данных нет, зато они есть на его восточном, где протекает р. Ангара. Условия балки Биюк-Янкой (высота над уровнем моря, геологическое строение, облесенность и пр.) схожи с условиям верховьев Ангары. Для Ангары модуль стока 7 л/с·км². Площадь балки у карьера 0,5 км². Значит, расход воды в балке 3,5 л/с. Так мы получили все необходимые данные для расчета загрязнений, которые могут быть вынесены с территории карьера. Пользование карьером (с ограничением по мощности взрывов) нашим заказчикам было разрешено.

В июле 1992 г. в Перми состоялся давно задуманный нами международный симпозиум "Инженерная геология карста". К этому времени ушли из жизни Игорь Александрович и Андрей Игоревич Печеркины, тяжело болел Леонид Адреевич Шимановский. На заседании Оргкомитета совещания было решено поручить мне доработку пленарного доклада об основных направлениях развития инженерного карстоведения. В совещании участвовало много советских и зарубежных специалистов. Издание его трудов легло на плечи наших пермских коллег В.Н. Катаева, К.А. Горбуновой, Г.В. Бельтюкова и В.П. Костарева.

Мы завершали работы 1992 г., сдали все отчеты, Галя "положила на стол" законченную докторскую диссертацию с удивительно коротким названием: "Парагенезис карст – подтопление". Думали – отдохнем… Наши мечтания прервал звонок из Ленинграда. Звонила жена Алеши, Ирина: на него совершено разбойное нападение, он в больнице, врачи говорят: положение безнадежное, приезжайте в черном… Галя сразу вылетала в Ленинград, я задержался (еще шли занятия) и прилетел 31 декабря.

Меня встретил отец Ирины. "Сделали черепно-мозговую операцию, Алексей парализован и без сознания", – сказал он. Пришла из больницы Галя, черная, усталая, с запавшими глазами… На следующий день я пошел с нею в больницу и спросил лечащего врача, можно ли мне провести с Лешей некоторые йоговские процедуры (я помнил наш спелеосеминар у Воронцовки и лекции, которые читал Ю. Лобанов). Врач с удивлением посмотрел на меня и безнадежно махнул рукой: "Хуже не будет"…

Несколько дней я занимался с Алешей. Сперва "запустил" ногу, затем, чтобы проверить себя, пальцы руки, а потом – и всю руку… Галя была немногословна: она только посмотрела на меня своими лучистыми глазами и благодарно пожала руку. Алеша постепенно пришел в себя, долго болел эпилепсией. Сейчас он инвалид, на лекарствах, но немного работает. Семья его распалась, сложилась другая. Дети его любят. Сейчас они оба учатся в вузах.

А мы с Галей, вспоминая все, что пережили в 1981-1982 и в 1991-1993 гг., часто думаем: за что нам такие испытания?..

Крым. Группа студентов – исследователей Мраморной пещеры. 1993 г.

 

1993 г.

В 1993 г. мы продолжали работы по заказу Козлова на Чатырдаге, а также провели исследования его бортов в связи с изучением смещенных блоков. Самый интересный результат – находка на его западном борту небольшой "дующей" шахты с температурой воздуха всего 5°С. Это свидетельствует о наличии связей полостей нижнего и верхнего плато (мы предполагали это по наличию "опрокинутой" тяги в пещере Мраморная). Очень интересной была находка гальки на южном склоне Чатырдага, что свидетельствовало о том, что палеогеографию района следует изучать дальше. Сейчас это с успехом делает мой ученик Геннадий Амеличев.

 

1994 г.

СИМФЕРОПОЛЬ. После распада страны находить договорные работы стало все сложнее, да и возраст сказывался. Если до 60 лет я был уверен, что при необходимости унесу и пострадавшего, и его рюкзак, то после 60 и свой рюкзак стал проблемой… Но "выживать" надо (к этому времени меня перевели на полставки), и мы стали искать работу на месте. Я устроился в коммерческий институт, который создали у нас в городе, и подрабатывал по договорам.

До последнего времени считалось, что на второй гряде Крымских гор карст развит относительно слабо. Но внезапно в газете "Крымская правда" появилась заметка о том, что при проходке канализационного коллектора глубокого заложения в Симферополе "вскрыта подземная река". Мы запросили редакцию, откуда эти данные. Оказалось, что при проходке головной части коллектора из трещинных зон в моноклинально падающих на север палеогеновых известняках действительно наблюдались значительные водопритоки. А подземные реки – это "поэтический вымысел" корреспондента.

Мы немедленно связались с проектировщикам. Оказалось, что проблемы действительно есть: при выходе в долину Салгира коллектор проходит по аллювиальным отложениям, постепенно приближаясь к поверхности. Ознакомившись с проектом, мы дали заключение, что в районе железнодорожного вокзала над ним возможны обрушения, а при проходке под железнодорожными путями станции Симферополь – аварии…

Здесь "зашевелилась" администрация. Начались совещания и комиссии. А коллектор продолжали строить, пока в предсказанном нами месте не произошел провал (к счастью, над ним находилось нежилое здание). Стройку остановили и привлекли нас к разработке дополнений к проекту.

Вот тут-то и пришлось помучиться… Коллектор уже выведен на такие отметки, которые не дают простора для маневра. Материалов бурения почти нет, денег для бурения новых скважин – тоже… Большую помощь в работе оказала опытный гидрогеолог Инна Андреевна Никифорова, работавшая в лаборатории Галины Николаевны в КИПКСе. Она вспомнила о структурных скважинах, которые бурились в 1950-е гг. на севере города. Наконец, новая трасса выбрана и согласована. Но мы предупредили, что при проходке возможны неожиданности. И они не замедлили появиться: перед железнодорожным вокзалом был отмечен усиленный водоприток в тоннель, связанный не только с аллювиальными водами, но и с подтоком карстовых вод по разломам. Попытки пройти этот участок с замораживанием долго не давали результата. При проходке коллектора под железнодорожными путями пришлось даже останавливать движение поездов.

Но самое неожиданное ждало нас в шахте за путями: проходчики встретили в аллювиальных отложениях сливные песчаники, которые не берут отбойные молотки… Эта находка поставила в тупик не только проходчиков. Лучшие геологи города ломали над нею головы, так как в геологическом разрезе на таких отметках песчаников нет. Лишь просмотрев описания старых буровых скважин, мы нашли их на левом борту Салгира, но в полукилометре от дна долины и в 40 м выше по разрезу. Это оказался древний оползень, захороненный в аллювии… Чтобы пройти коллектор, на территории вокзала пришлось применять взрывы.

Сооружение коллектора помогло нам в организации рационального освоения закарстованных территорий Крыма. Администрация автономной республики обычно не очень прислушивалась к рекомендациям геологов. Тогда я использовал опыт А.Е. Ферсмана, который в 30-е годы при изучении апатитов Кольского полуострова убедил Сергея Мироновича Кирова, тогдашнего секретаря Ленинградского обкома партии, обязать своих сотрудников пройти "ликбез" по геологии. С этого времени отношение к геологам изменилось…

Для "воспитания" администрации Крыма мы с Галиной Николаевной написали и издали за свой счет небольшую книжку "Карстовая республика" (1996). В ней, кроме новейших данных о карсте Крыма, были разделы "водо-, сельско-, лесо-хозяйственное, промышленное и инженерно-строительное освоение закарстованных территорий Крыма", а также "проведение на них горнодобывающих и рекреационных работ" и "освоение подземных пространств".

Книжка особого успеха у чиновников не имела: "Вот если бы с цветными фото…", – сказали нам… Однако авария коллектора и наш доклад о карсте Крыма в ОКСе республики помогли утвердить разработанную Галиной Николаевной комплексную программу исследований карста Крыма…

Успешно шла работа и над подготовкой задуманной нами работы по ГОСТу "Карст". Подобной работы нет еще нигде в мире. Его появление было бы существенным прорывом в инженерной геологии – мы бы лучше понимали друг друга, так как одно понятие "карст" имеет в литературе до 60 определений… О необходимости упорядочения терминологии карста неоднократно говорил наш учитель Г.А. Максимович, однако идея подготовки такой работы целиком принадлежит Гале. Когда я показал ей изданную в Москве нашу книгу "Терминология карста" (1991), она сперва сказала "Молодцы". Я был горд ее похвалой, не зная еще, что последует дальше. А дальше она сказала, что это только первый шаг; второй шаг – "Толковый словарь", где термины, выбранные из предыдущей работы, поясняются формулами, графиками, рисунками; третий шаг – подготовка ГОСТа "Карст", где сотня наиболее употребляемых в инженерной геологии терминов получает нормативное определение, которое на срок действия ГОСТа становится законом.

Подготовка "Толкового словаря" – длительная работа. И поэтому Галя предложила сразу приступить к разработке ГОСТа. Она съездила в Киев, договорилась с НИОСПом и работа началась. Тезаурус и первый вариант ГОСТа (111 наименований) мы подготовили и согласовали быстро. Заминка вышла при переводе на украинский язык[30]. Я предложил, чтобы вариант перевода готовился у нас. Но Киев отказал: Крым – "русскоговорящая" территория, и передал проект ГОСТа во Львов. Когда я посмотрел их перевод, у меня волосы встали дыбом… Приведу только один пример. Во всех европейских языках эквивалент термина "воронка" – "лийка". Львовяне вытащили откуда-то староукраинский термин "вырва"… Я забраковал весь перевод. Мы передали на рецензию наш вариант в Институт языкознания ("мовознавства…") в Киеве и 95% наших терминов было принято… Вот вам и "русскоговорящий Крым", господа…

К сожалению, реализовать комплексную программу и выпуск ГОСТа (он уже был подписан к печати) помешал наш отъезд из Украины в 1997 г.

 

1995 г.

КИСЕЛЕВ. Утром нас разбудил телефонный звонок: погиб Киселев… Владимира Киселева, одного из самых выдающихся спелеологов-исследователей нашей страны, знали все. На его счету свыше 500 экспедиций в 300 пещер бывшего Советского Союза. Его спелеодеятельность была исключительно многообразной и продуктивной. Вспомним только отдельные ее вехи. Это работа в пещерах (первопрохождения, погружения в сифоны, топо- и фотосъемка, выполнение спецнаблюдений, экскурсии с иностранцами и пр.) в центре и на севере России, на Урале, в Сибири, на Северном и Западном Кавказе, в Западной Украине, в Крыму, в Абхазии, в Грузии, Армении. Это самые "глубокие" спуски в пещеры (-970 м, Илюхина, Арабика).

Это 167 погружений в 118 сифонах 46 пещер (62 первопрохождения), в том числе в самые длинные в США (Мэдисон-Блю, 450 м; Девилс Ай, 540 м) и самые глубокие (Мчишта, -40 м; Гегская, -55 м ). Это выдающееся погружение на дне шахты Солдатская (Крым, -500 м), прохождение четырех сифонов в шахте Илюхина (Арабика) и сухих полостей между ними, узких сифонов с раскопками ила на дне в пещере Алешина Вода (Крым), открытие за коротким входным сифоном (10 /-1) 11-километровой пещеры Хабю (Абхазия). Володя участвовал в спасательных работах в шахтах Майская, Мчиш, Назаровская, Ручейная и в г. Спитак (после землетрясения 1988 г.).

Владимир Киселев достойно представлял нашу страну за рубежом. За 19 лет он 34 раза побывал в 18 странах Мира (Австрия, Бельгия, Болгария, Великобритания, Венгрия, Германия, Канада, Италия, Испания, Непал, Польша, Словакия, Словения, США, Франция, Чехия, Швейцария, Эфиопия). Каждая поездка – это встречи с десятками спелеологов, выступления с докладами, показ слайдов, обмен литературой, спуски в десятки пещер.

В 1980-90-гг. В. Киселев активно работал в комиссиях МСС: библиографии, условных обозначений, обучения, спелеодайвинга. Володя участвовал в приеме в СССР всех спелеологов, приезжающих как по линии Академии наук (Гарни, США; Эрасо, Испания; Триммель, Австрия; Форд, Канада и др.), так и по спортивным делам. Он был настоящим "полпредом" отечественной спелеологии, безусловно, самым известным спелеологом России за рубежом, достойно представлявшим ее в десятках спелеоклубов мира.

Меня связывала с Володей много лет творческая дружба. Он был единственным из знакомых мне спелеологов (включая даже В. Илюхина), кто откликался на письма сразу и всегда присылал больше материалов, чем я просил… Его смерть в сифоне одной из пещер Пинежья – огромная потеря для всей нашей науки…

СУРБ-ХАЧ. Летнее поле мы провели на совершенно новом объекте. В Крыму много памятников архитектуры разных времен и народов. Один из самых интересных – армянский монастырь Сурб-Хач у Старого Крыма. Его давно исследовали наши археологи.

Неожиданно моя бывшая студентка привела ко мне в лабораторию руководителя Армянского общества Крыма. Эта немногочисленная и, как потом выяснилось, небогатая организация стояла перед проблемой: чтобы начать благоустройство монастыря, надо иметь заключение о его геологических, гидрогеологических и инженерно-геологических условиях. Такие работы обычно выполнял УкрГИИНТИЗ, который запросил за нее такую сумму, которой у Общества не было. Мой авторитет в Крыму очень высок, и кто-то посоветовал обратиться в нашу лабораторию. Я за такие работы обычно тоже не брался, но сейчас рядом была Галина Николаевна, которая имела опыт таких исследований. Договорились и о стоимости работ: мешок риса и автомашина для доставки отряда с оборудованием на место работ и обратно…

Монастырь расположен на северном склоне восточной части Крымских гор, где нет карстовых массивов. Поэтому я слабо знаком с геологией этого района (бывал только в Старом Крыму, в доме-музее и на могиле Грина…). Здесь развиты моноклинально залегающие верхнемеловые отложения, представленные мергелями с прослоями песчаников и алевролитами. Речные долины ограничивают небольшие холмы, на северном склоне одного из которых в лесу и расположен монастырь. На склоне выходит небольшой каптированный источник, но старые фонтаны внутри монастыря не работают.

Несколько дней мы потратили на рекогносцировки, выходя далеко за пределы интересующей нас территории. Как обычно, работу делаем с топопривязкой, но на сей раз теодолитной. Ребят приходится учить (они уже забыли то, что знали на первом курсе…). Затем проводим опыт с окрашиванием источника и начинаем детальную съемку зданий монастыря. Попутно намечаем точки ручного бурения и отбора проб. Вот здесь пригодились лежавшая много лет без дела инженерно-геологическая лаборатория Литвинова… Постепенно накапливался материал для четырех крупномасштабных (1 : 2.000) карт: коренных и четвертичных отложений, гидрогеологической и инженерно-геологической.

Затем я оставил ребят бурить ручным буром скважины, отбирать и обрабатывать пробы. Попутно поставил еще одну, пока совершенно неясную задачу: склоны холма покрыты какими-то бугорками, похожими на структуры оползания. Что это? "Озадачив" их, я улетел в Одессу на заседание совета по защите диссертаций. На спуске я поскользнулся и немного повредил сломанную несколько лет назад в кисти правую руку. Ее "срастили" неудачно и она очень мешала мне под землей. Приехал я в Одессу с рукой на перевязи…

Пока ехал поездом туда и обратно, думал над поставленной студентам задачей. В беседе с моим спутником, профессором В.Н. Соломатиным пришло решение: вероятно, это солифлюкция, "течение" грунтов в перигляциальных условиях… Этот неизвестный мне факт свидетельствовал о довольно суровом климате Крыма в отдельные эпизоды четвертичного времени. Он подтверждал наши представления о роли оледенения в формировании нивально-коррозионных полостей Горного Крыма… Вернувшись в Сурб-Хач, я порадовал ребят.

Сотрудница Галины Николаевны И.А. Никифорова помогла нам в оформлении карт; наш отчет был принят с отличной оценкой; ребята через год защитили по нему три дипломные работы. А мешок риса в поле мы не одолели и "подкормили" им сотрудников кафедры…

 

1996 г.

Мои полевые работы осложнились: из них "выпали" сперва Боря Вахрушев, а затем и Гена Амеличев. Надо сказать, что этому немало способствовал я сам… Деканом географического факультета СГУ с 1967 г. был его выпускник, керченский геолог Иван Григорьевич Губанов. Существенных претензий к нему со стороны руководства университета и коллектива не было, однако годы брали свое... На новый срок готовились несколько претендентов. Я хорошо знал этих конъюнктурщиков и был не в восторге от открывающихся перспектив… Серьезно поговорив с Борей Вахрушевым, я убедился, что он готов отложить на несколько лет свои личные научные планы и взяться за эту нелегкую работу.

После разговора с ним я пошел к ректору, которым стал бывший первый секретарь Крымского Обкома КПСС, затем Председатель Верховного Совета Автономной республики Крым, Николай Васильевич Багров. Я уважал этого человека, прошедшего сложный путь партийного деятеля в один из самых трудных периодов истории страны. Об этом он хорошо рассказал в книге "Крым. Время надежд и тревог" (Симферополь, 1995). Но я знал его потенциал как научного и вузовского работника… Он любил Крым и крымский университет. Предложенная мною кандидатура была неожиданной.

Николай Васильевич спросил прямо: "А сможет ли?". Я ответил: "В связи с известными Вам событиями Вахрушев был высажен в Болгарии, довел свое соединение до Праги и вернул его на родину без потерь… С факультетом он справится". Вскоре Б.А. Вахрушев был избран деканом факультета[31].

КРЫМ-5. Полевые работы продолжались на смещенных массивах северных склонов и южных обрывов ЮБК. В этом году их вел Б.А. Вахрушев, я же выезжал на самые интересные и "спорные" объекты.

В знаменитом пионерлагере "Артек" нас интересовали находящиеся в море, в нескольких сотнях метров от берега, скалы- отторженцы Адалары. Мы объехали их на лодке (я не садился за весла более 30 лет…), прошли по тропе по склонам одного из них, где когда-то был ресторан, наметили, что надо делать дальше. А нужно было многое: построить батиметрическую карту между останцами и до берега, "связать" останцы с Пушкинской и Генуэзской скалами- отторженцами у Гурзуфа и Артека, изучить их трещиноватость, провести маршруты по сложенным таврикой склонам до Бабуганского массива… Я "озадачил" всем этим Борю, мы потолковали о его докторской диссертации (эти беседы традиционно велись уже несколько полевых сезонов). А затем я посетил еще несколько объектов, на которых не был раньше.

Один из них – дворец царя Александра-III над Массандрой. Там много лет была госдача, да и сейчас доступ разрешен только в его нижнюю часть. Я приехал как раз в момент, когда нынешние "хозяева" уезжали. Проводив глазами их пышный кортеж, я подошел к КПП. Там сидел толстый полковник, который сперва принял меня не очень любезно. Но когда "профессор" и "академик" показал ему свои документы (и головку специально заготовленной бутылки из полевой сумки), он "оттаял" и даже отвез меня на мотоцикле к тропе, по которой любил ходить царь.

По преданию Александр-III поднимался к первой скале-отторженцу, выпивал там рюмку водки, которую наливал из специального штофа его адъютант, кричал "ура" и шел дальше. У второй скалы он выпивал вторую рюмку, кричал "браво" и довольный спускался вниз. Скалы сохранили эти названия до наших дней.

Так как адъютанта у меня не было, я повторил царский променад без рюмки. Выйдя на скалы, я сам был готов кричать "ура": передо мною был небольшой амфитеатр между двумя контрфорсами. Правый слагали юрские известняки, самым верхним выходом которых и была скала "Браво". Левый контрфорс был лишен известняков (от них осталась только шапка в виде скалы "Ура"). Сами известняки лежали в виде груды глыб на дне амфитеатра…

Я вспомнил свои встречи со специалистами по землетрясениям, москвичом А.А. Никоновым и иркутянином В.П. Солоненко. Они много рассказывали о "сорванных" землетрясениями и перемещенных на десятки километров вершинах Памира и Забайкалья. Сейчас передо мною типичный для крымских масштабов пример… Я спустился вниз в хаос, замерил размеры и ориентировку слагающих его глыб и довольный нырнул под проволочное ограждение госдачи… Обработав свои замеры методами математической статистики, я с удовольствием убедился, что в залегании глыб имеется порядок: они явно сброшены с левого контрфорса…

Вторым объектом была таинственная гора Кастель над Алуштой. Приезжая в Алушту купаться, я часто глядел на ее профиль с непонятной выемкой в верхней части. Но Кастель – лакколит и не моя область научных интересов. Сейчас же меня интересовали следы древних гравитационных движений в любых породах, в том числе и в изверженных…

Еще академик Кеппен описывал на склоне Кастеля "вулканическую трещину". Позже в нее пытались спуститься солдаты, обслуживающие сооруженный на вершине горы локатор. Здесь мне повезло меньше. Майора, обслуживающего локатор, не было, на замещающего его лейтенанта мои "верительные грамоты" большого впечатления не произвели. Очередная бутылка помогла частично: мне было разрешено заглянуть в таинственную трещину только во время перерыва в работе локатора. "Услышишь сирену – беги", – напутствовал меня лейтенант. Я спустился к трещине, замерил ее элементы, убедился, что она не вулканическая, а гравитационная. Но тут раздался противный вопль сирены… Чтобы избежать облучения, я, не разбирая дороги, бросился вниз, к морю.

КРЫМ-6. Летом состоялся неожиданный выезд в Севастополь, в Балаклавское рудоуправление. Оно решило "запустить" для производства флюсовых известняков Гасфортский карьер в бассейне р. Черной. Проект был составлен, как всегда, без учета его "карстовой" природы. Но долина р. Черной – основной резерв водоснабжения Севастополя. Пришлось немало повозиться, чтобы доказать, что расчет загрязнений "по фронту" карьера в карсте неправомерен. Загрязнения будут поступать концентрированно, из нескольких трещиноватых и закарстованных зон. При этом их величины во много раз превысят допустимые…

Обсуждение, в котором участвовали представители правительства, приняло очень острый характер. Между прениями мы совершили небольшую экскурсию по Балаклаве, прежде закрытой для посещения (здесь находилась база подводных лодок Черноморского флота).

Экскурсию вел я. Когда мы подошли к знаменитым генуэзским башням, возвышающимся над бухтой и уцелевшим в Великую Отечественную войну, я вспомнил далекий 1937 год… Тогда мы с родителями приехали в Балаклаву из Севастополя на трамвае и я шагал по склону, гордо распевая только что появившуюся песню "Широка страна моя родная".

Мое заявление "Здесь я был 60 лет назад", – вызвало реплику у проходивших девушек: "А он неплохо сохранился"… И это было действительно так: мы бодро поднялись на крутой склон, обошли по заброшенной "следовой полосе" пограничников бухту, вышли на берег Черного моря. Действительно, и страна стала не такой "широкой", и вокруг стояли покрытые пятнами сурика, какие-то "облезшие", много хуже сохранившиеся корабли украинского флота…

В конце 1996 г. произошло еще одно событие, которое подтолкнуло нас к важному решению. По опыту России украинское правительство решило создать у себя МЧС – министерство чрезвычайных ситуаций. В конце года остались деньги и МЧС провело огромное, неуправляемое совещание (500 участников...). На доклад каждому давалось 10 минут. До меня выступило около пятидесяти человек, все тужились, но кое-как говорили по-украински.

Я свободно владею украинским языком, но доложил ситуацию с карстом Украины по-русски. В президиуме появился один из членов Правительства. Он прервал меня и заявил: "Чому ви докладаете не рiдною мовою?". Я ответил, что "слишком люблю язык Шевченко и Леси Украинки, чтобы говорить на нем так, как члены Вашего правительства". От возмущения Василий Васильевич стал заикаться и перешел на русский… Началась перепалка, в конце которой я спросил, помнит ли он сказки Киплинга? Он возмутился: "До чого тут казки?". Тогда я напомнил ему слова мудрой черной пантеры Багиры на Совете распавшегося племени волков: "Вы хотели свободы? Ешьте ее, о волки…". И ушел с трибуны.

По дороге в Крым у меня было достаточно времени, чтобы еще раз обдумать, куда идет "украинский поезд". Вернувшись домой, я попросил Галю сесть за стол и написать расписку. Она удивилась, но была еще больше поражена, когда я продиктовал ее содержание. Оно было примерно следующим: "Я, Дублянская Г.Н., обязуюсь "не пищать", как бы ни сложилась наша жизнь при переезде в Пермь". Она посмотрела на меня, и спросила: "Ты это серьезно?". Я ответил одним словом: "Абсолютно"… И мы начали прорабатывать эту идею.

В конце 1996 г. я поставил перед Госкомприроды Крыма вопрос о создании банка данных по карстовым полостям Крыма. Единственное условие – представление в постоянное пользование компьютера. В ноябре 1996 г. компьютер был поставлен и начата работа над кадастром.

 

1997 г.

Симферополь. Перед отъездом в Пермь. 1997 г.
КРЫМ-7. Галя первой завершила свои дела и уехала в Пермь. Это было непросто, так как за 15 лет многое связало ее с Крымом. В 1982-1985 гг. она работала старшим научным сотрудником отдела геодинамических процессов ИМР МинГЕО УССР и занималась подтоплением; в 1985 г. по предложению Крымского обкома КПСС перешла в Симферопольский филиал Днепропетровского инженерно-строительного института, который в 1990 г. был преобразован в Крымский институт природоохранного и курортного строительства. В КИПКСе она работала доцентом кафедры оснований и фундаментов; с 1990 по 1997 гг. – доцентом, профессором, заведующей созданной ею совместно с ректором А.П. Трощеновским кафедры инженерной экологии, в 1995 г. – проректором по научной работе.

В 1990-1993 гг. она работала над докторской диссертацией "Парагенезис карст – подтопление", которую успешно защитила в 1994 г. в Институте геологических наук АН Украины в г. Киев[32]. Галя опубликовала лично и в соавторстве более 150 научных работ по геологии, гидрогеологии, карсту, подтоплению, охране геологической среды. В их числе находились монографии "Методические указания по составлению карт пообластного инженерно-геологического районирования по степени подтопления территорий под влиянием естественных и техногенных факторов масштаба 1 : 200.000" (1986), "Картографирование, районирование и инженерно-геологическая оценка закарстованных территорий" (1992), "Карстовая республика" (1996). В 1987 г. она выступила инициатором подготовки карты распространения карстующихся пород на территории СССР масштаба 1 : 2.500.000, а в 1993 г. – России (1: 5.000.000).

Она разработала методику составления карты и координировала работы по ее составлению специалистами 25 организаций разных министерств и ведомств бывшего СССР. Результаты этой работы доложены на международном симпозиуме "Инженерная геология карста" (Пермь, 1992). С ее авторством подготовлена карта карста СССР в обзор ЮНЕСКО в масштабе 1 : 40.000.000 (Пекин, 1985).

В 1990 г. она организовала в НИЧ КИПКС научно- исследовательскую лабораторию по геоэкологическому картированию урбанизированных территорий. В 1995-1997 гг. под ее методическим руководством и при непосредственном участии подготовлен комплект карт по карсту и подтоплению территории Крыма м-ба 1 : 1.000.000 и 1 : 200.000; г. Симферополя м-ба 1 : 25.000; участков городов Севастополя и Симферополя (м-ба 1 : 2.000).

Галя была председателем геоэкологической комиссии научно- методического совета КИПКС, в 1995-1997 гг. – членом экспертного совета ВАК Украины, в котором обеспечивала специальность "инженерная экология" по техническим наукам. В 1996 г. она была одним из инициаторов открытия советов по защите кандидатских и докторских диссертаций по специальностям: "Инженерная экология", "Промышленное и гражданское строительство", "Охрана окружающей среды и рациональное использование природных ресурсов". Она – лауреат Государственной премии республики Крым (1994 г.); член-корреспондент Экологической академии Украины (с 1993 г.) и Крымской Академии наук (с 1995 г.)…

Мы с ней составили великолепный учебно-научно-производственный "тандем" (я больше теоретик, она – организатор и практик), которому доступно решение очень многих проблем. Доказательство этому – опубликованные нами совместно работы (около 100).

Мне удалось уехать только в начале июня, так как надо было завершить много неотложных дел (лекции, защита дипломов, упаковка и отправка двух пятитонных контейнеров, продажа квартиры, прощание с могилой Любы, с друзьями и пр.). До отъезда я успел подготовить и передать в Госкомприроды АРК "свой прощальный поклон" – компьютерный вариант кадастра карстовых полостей Крыма. Этот "поклон" имел объем около 500 страниц и состоял из Введения, шести глав (принципы выделения закарстованных территорий; карст Крыма; история исследования карстовых полостей Крыма; генеральный и природоохранный кадастры; использование карста в практических целях); заключение; список литературы. Кадастр содержал сведения о почти 1000 известных на то время полостях Крыма. Сейчас его активно дополняет мой ученик Г.Н. Амеличев. Ни по одному из карстовых регионов бывшего СССР такой кадастр так и не создан…

Приходилось заниматься и незапланированными делами. Это был прием в Крыму американского карстоведа У. Холлидея, и выезды в карстовые районы Крыма в связи с тем, что талантливый журналист Т. Маева задумала телевизионный сериал "Карст Крыма". Мы посетили с ней и начальником КСС Крыма, моим бывшим студентом Володей Кузнецовым Караби, Красную пещеру, Басман… И не моя вина, что отдельные фрагменты этих фильмов смотрятся не как прощание Дублянского с Крымом, а наоборот...

А затем было настоящее прощание. Меня провожало много студентов, прибежал и Андрей. "Юрский период" в моей жизни окончился. Поезд уносил меня с Украины в Россию. Начинался мой "пермский период"…

Мой "СГУ-шный этап жизни" был весьма продуктивен: за 24 года я опубликовал лично и в соавторстве 390 работ общим объемом 450 п.л. В их числе 29 крупных работ. Это научные монографии "Карстовые пещеры и шахты Горного Крыма" (1977), "Карстовые пещеры Украины" (1980), "Изучение карстовых полостей и подземных вод карстовых массивов Западного Кавказа" (1980), "Крупнейшие карстовые пещеры и шахты СССР" (1981), "Четвертичные известковые туфы Горного Крыма" (1981), "Проблемы изучения карстовых полостей гор южных областей СССР" (1982), "Карст и подземные воды горных массивов Западного Кавказа" (1985), "Рекомендации по проведению инженерно-геологических изысканий в карстовых областях" (1986), "Комплексные карстолого-спелеологические исследования и охрана геологической среды Западного Кавказа" (1987), "Крымская спелеопровинция" (1987), "Спелеопровинции Большого и Малого Кавказа" (1987), "Проблемы рационального использования и охраны геологической среды Крыма" (1990), "Влияние деятельности человека на карст" (1990), "Терминология карста" (1991), "Терминология спелеологии" (1991), "Инженерно- геологическое районирование территории горного известнякового карста" (1991), "Картографирование, районирование и инженерно-геологическая оценка закарстованных территорий" (1992); 4 учебника для спелеологов: "Методика описания пещер" (1980), "Путешествия под землей" (1981), "Спелеология" (1989), "Спелеотуризм" (1973); две популярные работы: "Пещеры Крыма" (1977), "Карстовая республика" (1996). Написано 40 отчетов объемом свыше 220 п.л.

Эти годы я был членом редколлегии сборников "Пещеры" (с 1978 г.) и "Свет" (с 1991 г.); рецензентом монографий Н.А. Гвоздецкого "Карст" (1981), А.И. Печеркина "Геодинамика сульфатного карста" (1986), Ю.И. Берсенева "Карст Дальнего Востока" (1989), Ю.А. Полканова "Минералы Крыма" (1989); научным консультантом Украинской географической энциклопедии (1978-1990 гг.).

В 1972-1992 гг. я был куратором Министерств геологии УССР и СССР, а также ЦС по туризму ВЦСПС по изучению карстовых полостей, участвовал в работе экспертных советов и комиссий разного уровня, входил в состав ряда правительственных комиссий. Мне довелось выдать более 50 заключений и 500 консультаций по вопросам гидрогеологии и инженерной геологии карста. Эти работы помогали в решении основных научных проблем, которыми я занимался.

В 1966-1988 гг. я работал в ряде комиссий Международного союза спелеологов (терминологии, библиографии, условных обозначений, физико-химии карста, истории спелеологии). В 1982-1988 гг. я официально представлял Советский Союз в МСС и был инициатором подключения специалистов бывшего СССР к международным программам "Химическая денудация", "Изменения среды карстовых районов", "Палеокарст", "Многоязычный спелеологический словарь", "Геология, климат и формирование карста", "Глобальный карст" и пр. Знакомя специалистов дальнего зарубежья с успехами отечественного карстоведения, я опубликовал в Австрии, Англии, Болгарии, Венгрии, Германии, Италии, Польше, Словакии, США, Франции, Чехии, Югославии, более 50 научных и научно-информационных статей на болгарском, чешском, английском, немецком, итальянском языках.

На университетском этапе моя деятельность отмечена рядом наград: за успехи в развитии мировой спелеологической науки я награжден золотой медалью и почетной грамотой Международного союза спелеологов (1973); за выдающиеся достижения в исследовании карста и пещер СССР и научный вклад в теорию спелео-морфогенеза – почетным дипломом Географического общества СССР (1975); за успехи в педагогической работе – нагрудным знаком Минвуза СССР (1976 г.); за заслуги в области подготовки специалистов и развитие науки – орденом "Знак почета" (1981 г.) и медалью "Ветеран труда" (1985 г.), за открытие и исследование карстовых полостей Крыма и Украины – грамотой Президиума Верховного Совета УССР и памятной медалью "150 лет со дня рождения Н.М. Пржевальского" Географического общества СССР (1990 г.).

В 1993 г. я избран почетным членом Украинской спелеологической ассоциации; в 1993 г. мне присвоено почетное звание "Заслуженный деятель науки и техники Украины"; в 1994 г. за монографию "Картографирование, районирование и инженерно-геологическая оценка закарстованных территорий" (в соавторстве с Г.Н. Дублянской) присуждена Государственная премия республики Крым; в 1994 г. я избран действительным членом Крымской Академии наук и Академии наук высшей школы Украины.

В 1980-90-е гг. я выступал как один из организаторов Крымской академии наук, Крымского филиала Всесоюзного института карстоведения и спелеологии, соучредитель Крымского дворянского собрания.

Далее >>


[12] "Телега" о моем недостойном поведении в Чехословакии добралась до Крыма раньше, чем я. В обществе Дружбы народов ее подшили к моему отчету и немало посмеялись над моими «друзьями» из Москвы…

[13] В 90-е гг. доктор географических наук, директор Института географии АН Грузинской ССР Зураб Константинович Тинтилозов сменил фамилию на "нерусифицированную" Таташидзе…

[14] Эти выводы в 90-е гг. были блестяще подтверждены В. Киселевым и др., которые прошли за сифоном 11-километрую пещеруХабю. Сифон Ново-Афонской пещеры исследован российскими и французскими аквалангистами, которые вышли в пещеру Сюрприз и достигли в нем глубины -26 м.

[15] За открытие, исследование и благоустройство Новоафонской пещеры В.Д. Гоциридзе, Г.К. Циминтия, Е.И. Мамулия, Я.М. Кожухов, Р.С. Рижинашвили, А.Г. Гофф, З.К.Тинтилозов, Ш.Я. Кипиани, В.С. Воуба, Г.А. Джакели, А.А. Окроджанашвили, Т.М. Маркозашвили стали Лауреатами Государственной премии СССР по науке и технике.

[16] В 2005 г. жизнелюбивый Мариан скоропостиждно скончался от рака мозга…

[17] Положение лидеров в дальнейшем не менялось: и через 30 лет (1988 г.), и через 40 лет (1998 г.), и сегодня (2006 г.) на первом месте находится Оптимистическая (214 км), на втором – Хельлох (189 км). Третье место занимает Зибен-Енгсте в Швейцарии (149 км), четвертое – Озерная (121 км). Пещера Оптимистическая числится в лидерах не только в Европе. В мировом списке она занимает почетное второе место, уступая лишь Мамонтовой пещере в известняках (579 км, США). А среди пещер в гипсах она и сегодня первая в мире.

[18] Такую же борьбу за авторитет отечественной спелеологии в 1970-80 гг. вел В.В. Илюхин в Англии и других странах Европы.

[19] В 2006 г. я узнал из письма сестры Майи, Юлии Бесединой, что Майя в 2004 г. скончалась от инфаркта

[20] Через 28 лет мы можем сказать, что это была единственная ошибка в нашей совместной жизни. Галя была сформировавшимся ученым, фамилия которой (Панарина) была хорошо известна. Смена фамилии (четкая "семейственность") поставила перед нами много проблем. Но мы до ЗАГСа не обсудили этот вопрос, а там взаимно побоялись обидеть друг друга…

[21] В дальнейшем Юра окончил аспирантуру в Новосибирске, в 1987 г. защитил в Перми диссертацию, а в 1990 г. опубликовал монографию "Закономерности формирования и моделирование гидротермокарста". Он проверил свои идеи в Крыму, на Кавказе, в Средней Азии, Венгрии. Оказалось, они полезны при изучении месторождений ряда полезных ископаемых и даже при оценке возможности использования атомного полигона в США для захоронения радиоактивных отходов. Юрий стал первоклассным специалистом.

[22] С появлением интернета В. Комаров стал одним из наиболее интересных пользовалетей "спелеомыла". Его содержательные сообщения и переводы с иностраных языков радуют своей разносторонностью и всегда читаются с интересом.

[23] 27.08.1988 г. после землетрясения в шахте на глубине 200-220 м произошло обрушение глыбового навала, через который только что прошли три последних спелеолога сочинской группы. Работы в шахте остановлены.

[24] Читающий, вероятно, обратил внимание на наш методический прием: в новом районе – сперва разведка подходов и геологии района, а затем более основательные работы. Так сводились к минимуму возможные неприятности на маршруте, и почти всегда были в наличии нужное снаряжение и оборудование

[25] Наблюдения спелеологов показали, что это эставелла (то есть источник иногда выдает, а иногда поглощает воду…). Окрашивание подтвердило выход в нем краски из шахты Снежная, однако она была прослежена и дальше, вдоль Калдахварского сброса до источника Мчиш…

[26] Пока мы ездили по пещерам Канады, в США шла нелегкая работа по открытию для нас виз из Канады в США. Гарни позже проговорился, что помог решить вопрос только звонок президенту Рейгану, с которым он был лично знаком.

[27] Об интенсивности исследований пещер Америки свидетельствует то, что за 17 лет (1988-2005 гг.) длина всех этих полостей существенно возросла (Мамонтова – до 579 км, Джюэл – до 212 км, Винд до 184 км, Лечугия – до 173 км).

[28] В 1990-е гг., когда начались военные конфликты в Абхазии, массив Фишт стал особеннно популярным среди спелеологов. За перемычкой, к которой я стремился, обнаружен вход в пещеру Ольга (-520 м). Вход в нее расположен на западном склоне Большого Фишта, на высоте 2730 м, а сама полость проходит под его восточным склоном. У ледника пройдено много пещер и шахт, самая крупная из них – Крестик-Турист (14,00 км / -630 м).

[29] Адыгэ (самоназвание), шапсуги, черкесы – коренное население Северного Кавказа на юге Краснодарского края.

[30] ГОСТ готовился в двух вариантах: на государственном языке (украинский, левая колонка) и на "иностранном" языке (в нашем случае – русский, правая колонка).

[31] Географический факультет под руководством Б.А. Вахрушева успешно развивается. Вахрушев в 2004 г. успешно защитил докторскую диссертацию "Карстовый геоморфогенез Крымско-Кавказского горно-карстового региона". Наши творчески связи не нарушились: мы опубликовали вместе несколько монографий. Сейчас в Крыму и в Киеве на государственной основе создан Институт спелеологии и карстоведения. Его руководители – мои ученики Климчук, Вахрушев, Амеличев… Они реализуют то, о чем Борис Николаевич Иванов мог только мечтать в далеком 1958 г. Мне радостно за них и немного обидно: ведь в создании нового института есть частица и моего труда…

[32] Мы еще не знали, что в связи с отсутствием договора Украины и России о взаимном признании научных степеней и званий ее придется перезащищать в 1998 г. в ВАКе России (г. Москва).


Список комиссии | Заседания | Мероприятия | Проекты | Контакты | Спелеологи | Библиотека | Пещеры | Карты | Ссылки

All Contents Copyright©1998- ; Design by Andrey Makarov Рейтинг@Mail.ru