|
20.04.2005
| Евгений Снетков |
 |
| Проблемы изучения затопленных горных выработок |
Как образуются горные выработки и как они затапливаются. После того, как разработка месторождения закончилась, по законодательству положено все горные выработки закрывать. Закрывают их либо железными дверями, либо бетонируют, чаще просто забивают деревянными щитами. Со временем эти преграды разрушаются, и выработки становятся доступны для любопытствующих, что не всегда хорошо для любопытствующих кончается.
Иногда с годами происходит процесс затопления этих выработок. Дело в том, что когда штрек подсекает какой-нибудь водоносный горизонт, в шахту начинает поступать вода. Тогда туда ставится насос, и эту воду постоянно откачивают. Но после того как месторождение закрывают, воду, соответственно, откачивать перестают, и она постепенно заполняет всю шахту, пока не находит естественного выхода, например, через штольню. Штольня – это горизонтальная горная выработка, которая имеет выход на поверхность. То есть далеко не все горные выработки имеют выход на поверхность, а штольня как раз имеет, если конечно она не забетонирована.
Такие объекты затопленные встречаются там, где проводилась добыча рудных полезных ископаемых – где-то в горных странах, на Алтае, на Кавказе. И надо сказать, что почти все горные выработки заливаются водой, рано или поздно. Я имею в виду рудные горные выработки. Рудные от нерудных отличаются тем, что из руды добывают металл. А все остальное – это строительные материалы (известняк) и т.д.
Зачем исследовать затопленные горные выработки? Например, для изучения истории горного дела, например, для создания зон рекреации, как туристические объекты. На самом деле, у нас в России это только начинается, а в какой-нибудь Финляндии это вполне развитая индустрия. Там оборудованы старые горные выработки, куда водят за деньги людей.
Нырянием в горных выработках больше всего занимаются, конечно, дайверы, которым надоело нырять в теплом Красном море, и которым хочется острых ощущений. Еще туда ныряют спелеоподводники, которые, в общем-то, не понятно, чем там интересуются. Ну может быть, ради тренировки. И еще там ныряют местные краеведы, опять же с целью изучения своего края и создания туристических объектов.
В чем специфика ныряния в горных выработках, и чем погружения в них отличаются от обычных спелеоподводных исследований? Во-первых, сам объект является творением рук человека, а все, что делает человек, очень недолговечно. Поэтому выработки очень непрочные и готовы в любой момент обвалиться. Здесь опасны не столько куски горной породы, которые могут обвалиться, а скорее всякие бревна, крепи. Очень опасны и неприятны крючья и проволоки, на которых в свое время крепились воздуховоды, кабеля, системы подачи воды.
Сергей Меличев рассказывал такую историю, когда он аквалангом зацепился за крюк, который висел под потолком, и очень долго не мог с него сорваться, потому что крюк свободно болтался, и когда он пытался отплыть, то крюк за ним уходил. И ему пришлось снимать аппарат и отцеплять этот крюк. В тот раз все закончилось хорошо.
В более сложной ситуации оказался другой мой знакомый, Максим Кузнецов, который нырял за полярным кругом, тоже в старых выработках. Там было два карьера, которые, по слухам, соединялись штреком. И у него была задача из одного карьера попасть в другой карьер. И вот как он описывает свои впечатления от этого погружения:
«Я проплыл сто метров. По счастью, именно в этом месте, на перекрестке, появилась возможность привязать ходовой конец. Везде валялись остатки рельсов со шпалами. Я его привязал, и решительно двинулся налево, на встречу, как мне казалось, уже близкому выходу. В действительности, через несколько метров я различил впереди деревянную конструкцию, схожую с теми, которые уже не раз приходилось проплывать при входе в штрек. Вот он выход! Каково же было мое удивление, когда, поравнявшись с бревнами, я не увидел ничего, кроме черных стен. В замешательстве свечу фонарем во все стороны: луч с трудом пробивается через вязкую пелену. Видимость от силы метра полтора, выхода нет. Медленно поднимаю голову, и с удивлением обнаруживаю уходящую вверх шахту. Я растерян: получается, выход в карьер наверху? Тогда я, по логике, должен увидеть свет! Прижимаю фонарь к животу, вокруг смыкается полнейшая темнота.
Все равно, выход должен быть там, на верху! Другое решение просто не приходило в голову. Осматриваю шахту внимательно: ход довольно узкий, по стенам закреплены бревна и доски на подобие колодца, только реже, как бы через раз. Прикидываю, и решаю, что места, для того, чтобы проплыть, вполне достаточно. Проверяю воздух: до поворотной трети еще есть, плюс еще на боку полный стейдж. Отбросив сомнения, начинаю движение наверх.
Теперь уже ясно, что в этом была моя самая большая ошибка: метра через 3-4 я понял, что проделать этот путь, не поднимая взвеси, просто невозможно. Бревна и доски покрыты довольно толстым слоем мути, оседавшей здесь в течение полувека, и до сегодняшнего дня остававшейся не потревоженной. Сейчас же каждое мое движение, каждый выдох воздуха сдували с деревянных конструкций гремучую смесь из ила, гниющей древесины, ржавчины и еще бог весть чего. Я уже еле различал объекты вокруг себя.
И тут произошло самое страшное: я почувствовал, как сверху что-то сдвинулось, и через секунду я получил удар по голове. Видимость мгновенно исчезла полностью. Все последующее я скорее чувствовал, чем видел.
Я медленно протискивался через невидимую конструкцию, втягивал живот и пропихивал стейдж. То, отчаянно виляя задом, попытался вырвать всю спарку из деревянных тисков. Лишь бы не сорвать манифолд!
Видимо, мои старания оказались не напрасными, и, пожалуй, впервые в жизни я с удовольствием почувствовал, что у меня заломило уши – верный признак увеличивающейся глубины. Сейчас в это трудно поверить, но если верить компьютеру, путь вниз занял минут 15. Тогда же казалось, что прошла вечность. Так или иначе, в какой-то момент я просто провалился вниз, и почувствовал, что снова оказался на полу. Быстро устранив провисание ходовика и, восстановив плавучесть, я начал быстро скручивать катушку, которую чудом на этот раз так и не заклинило.
И тут я увидел свои руки. Я не испытывал в жизни большей эйфории: муть оставалась позади, и в этом темном штреке мне показалось, что никогда еще не было так светло и комфортно».
Вот такая вот очень похожая на правду история. Отсюда, в общем-то, понятно, какие еще сложности у спелеолога, который захочет изучать подводные штреки.
Еще одна специфическая деталь – отсутствие какого-либо водотока, вода стоячая, и поэтому если вдруг образуется муть, от движения подводника, то она может там висеть часами и месяцами. Тем более, если муть органогенная.
И третья особенность – это необходимость элементарных познаний в горном деле. Если бы Максим знал, что ветка, в которую он попал, не всегда выходит на верх, а служит только для того, чтобы определить мощность рудного тела, то он конечно бы пятнадцать раз подумал, прежде чем туда лезть. Он думал, что если вверх – то это шахта. А в горном деле очень много выработок, которые для других целей используют. В частности, для оконтуривания горного тела.
И последняя сложность, которая нас ждет, это отсутствие какой-либо информации. Как правило, вся информация изначально идет под грифом «Совершенно секретно», и абсолютно не доступна для неспециалистов. А со временем, там, через 30-50 лет, она утрачивается, хотя гриф с нее не снимается.
Собственно по докладу у меня все, осталось показать несколько слайдов.
|
