Даниэль Усиков

КАРАБИ-ЯЙЛА

© Д.Усиков, 1998.
Впервые опубликовано на сайте Российского СпелеоИнфоЦентра.

Этот сюжет навеян событиями, происходившими на Караби-яйле летом 1963 года. Как любил говорить Дублянский, - “На Караби высадился спелеологический десант”. Действительно, с этого памятного лета начался современный этап исследования этого карстового массива. Я немного выйду за пределы чистой спелео-истории, чтобы помочь тем, кто впервые собирается на Караби. Найти книги по Караби практически невозможно. Надеюсь, эти заметки помогут читателю. Хотя бы, ну скажем, он сядет в правильный автобус, идущий из Симферополя на восток - в сторону Белогорска-Феодосии, а не на запад - в сторону Бахчисарая-Севастополя.

Итак Караби. Гигантский карстовый массив, самый большой в Крыму, непостижимый, загадочный, вновь и вновь будет, как наркотик, притягивать к себе, если Вы побываете здесь хотя бы раз. С востока на запад - горное плато с лунным пейзажем от горизонта до горизонта, - воронки и кратеры с птичьего полета. И маленький оазис жизни в каждой отдельной воронке: со своей лужайкой, рощицей, скалками, природными каменными сидениями для питья чая, цветником, ящерицами и птицами. А во многих - еще и со своей пещерой! На юг, к Черному морю плато обрывается неприступными скалами, как “Затерянный мир” в популярном фантастическом романе, а на севере в дымке можно увидеть гребешки белых гор Белогорска. Караби - это 300 кв. км плато, лишь малая толика которого исследована и посещается спелеологами.

Первый раз я попал на Караби в 1961 году вместе с Сорокиным (к сожалению, не помню его имени и даже не уверен в фамилии. Спелеологи, работающие в Гидромете, могут посмотреть архивы и узнать, кто числился на Караби-яйлинской метеостанции сразу после войны). Человек удивительный. Он знал эту часть Крыма как может быть никто другой. Весь Крым был как бы его собственным двором. Он бывал везде. Это он, например, открыл пещеры Енисала-2 и Енисала-3. Свое детство он провел на Караби - своего рода “метеорологический Маугли”. Его отец был начальником Караби-яйлинской метеостанции: единственный дом на десятки километров вокруг, зимой отрезанный от мира глубокими снегами. Будучи уже взрослым человеком, и живя где-то под Симферополем, он, тем не менее, каждый год совершал паломничество на Караби, в страну своего детства. Мы тогда добрались до Караби со стороны Кизил-Кобы. Рекомендую всем спелеологам. Маршрут начинается от села Перевальное, расположенном в 20 км к югу от Симферополя по Алуштинской трассе. Для затравки можно осмотреть пещеру Мраморную под горой Чатырдаг, пока единственную в Крыму оборудованную для массового посещения, и очень красивую. Затем пройтись 5 км на восток от Перевального и пожить в неповторимой атмосфере Кизил-Кобинского урочища, где низвергается кружевной водопад с природной туфовой плотины, и где вечера в кизилово-орешниковом лесу пахнут лесными фиалками.

Здесь начинается знаменитая пещера Кизил-Коба, от которой, как от Моисея, пошла современная спелеология в бывшем Советском Союзе. Если Вам надоели подземные переходы, не заполненные водой до потолка, то совсем рядом с Кизил-Кобой - в следующих двух балках к югу - находятся пещеры Алешина вода и Енисала-3. Протяженные сифоны защищают эти пещеры от массового вторжения. Если Вам не повезло с гидрокостюмом, можно быстро просохнуть на крымском солнце, и затем за полчаса подняться на невысокую здесь Долгоруковскую яйлу, прямо над Кизил-Кобой. Не пытайтесь, однако нырять без аквалангов и очень серьёзной подготовки!

Взойдя на Долгоруковскую яйлу, в двух километрах к югу от входа в Кизил-кобу, на западной бровке яйлы можно по дороге на Караби осмотреть пещеру Енисала-2, которая еще каких-нибудь 2400 лет тому назад служила подземным храмом для Кизил-кобинцев, - охотников и скотоводов, ветви легендарных тавров. Первые греческие поселенцы дружили и торговали с таврами. Но увы, хотя тавры, - коренные крымчане, жили в горах Крыма задолго до всех современных народов, до греков, скифов, гуннов, татар и украинцев, их все равно нашли и всех до одного методично перемололи в мясорубке народов, прокатившихся по Крыму за последние 2000 лет. Поэтому Суворову и Кутузову при завоевании Крыма никто не смог оказать достойного великих полководцев сопротивления. На Кавказе роль тавров в какой-то мере выполняют абхазы и черкесы, в Крыму же путешественник начисто лишен незабываемых контактов с аборигенными народами. 300 тыс. крымских татар, переселившихся обратно в Крым после того, как Сталин в 1944 году выселил их - всех до одного! - в Среднюю Азию, пока еще теряются в русскоговорящей массе и не образуют колорита иной цивилизации.

Немцы, итальянцы и румыны, могут быть и несколько иного мнения. Во вторую мировую войну они три года гонялись за крымскими партизанами со своей 20-ти тысячной горно-стрелковой армией. Но благодаря карстовому пейзажу, густым горным туманам, и выживаемости русского человека, передавшейся им по скифо-сарматской линии, окончательно извести партизан им так и не удалось. Что же касается керченских партизан, так те в буквальном смысле спрятались под землю: в катакомбы, отрытые еще греками при строительстве Пантикапея. И там победно просидели два года, не вылезая на поверхность, потому что немцы их замуровали, - самая длительная из документированных спелеоэкспедиций нового времени. Может, кто-нибудь даже читал об этих необычных партизанах. Володя Дубинин - имя одного из героев, а не Мишель Сифр, как могут ошибочно думать некоторые спелеологи.

Взойдя на Долгоруковскую яйлу, надо взять курс на юго-восток, на видимый вдалеке восточный край высокого кряжа Тырке. Через несколько километров грунтовая дорога пересечет безлесую яйлу и пойдет на восток по буково-грабовому лесу, по неглубоким балкам верхних притоков реки Бурульча. Вы пройдете мимо развалин партизанской мельницы и высоты “1025”, - место одного из самых крупных партизанских сражений.

Этот лес был для нас, крымчан, особенным, - и не только потому, что неразорвавшиеся мины и снаряды валялись здесь на каждом шагу, как шишки под соснами. Где только не валялись боеприпасы в Крыму после войны! Но только здесь можно было собирать кизил мешками. Эта ягода не хранится долго, но зато из неё получается несравненное варенье, бордово-красное, желеобразное, и немного терпкое. Мы, школьники, члены симферопольского археологического кружка, приходили сюда в сентябре, и направляемые конкретными деловыми советами нашего руководителя, археолога, Олега Ивановича Домбровского, собирали кизил, расстилая простыни под деревьями. Кизил - это полудерево-полукустарник, и трясти его может даже ребенок. Заготовки производились а промышленном темпе и масштабе. Так что по возвращении в Симферополь, у наших родителей начинались приятные хлопоты, как лучше распорядиться с мешком кизила: с помощью соседей съесть всё разом, или сварить варенье на зиму. Кому не повезет оказаться здесь осенью, тот может любоваться цветением кизила в начале мая. Ветки густо, как на вербе, покрываются цветками чистого желтого цвета, выдавая кизил с головой в прозрачном еще лесу. Но спустя неделю-другую деревья покроются листьями и растворятся в лесной массе.

Конечно, кизил был запоминающимся десертом, но была и важная археологическая цель. Готовя книжку о фресках средневекового Крыма, Домбровский хотел зарисовать сохранившиеся росписи в покинутом храме Сурбхач. Построенный армянами в начале тысячелетия, этот храм был центром монастырской общины, просуществовавшей вплоть до Октябрьской революции. Храм вполне можно сравнить с известным храмом в Цахкадзоре, в Армении. Как все, что строили армяне в годы расцвета своей нации, Сурбхач был образцом безукоризненной архитектуры. Найти храм, или что от него осталось, затерянное в глубине леса, сейчас будет нелегко. Но кому повезет, увидит феерическое здание безукоризненной кладки. Мох стелется по стенам и лианы свисают из окон второго этажа.

Постепенно поднимаясь, через 4 часа ходьбы, лесная дорога выведет Вас на гребень Главной гряды Крымских гор. С южной стороны, в просветах между могучими буками, далеко внизу можно увидеть Южный берег Крыма в районе сел Белореченское и Солнечногорское. И дальше до горизонта Черное море. Еще полчаса ходьбы на восток, и вы будете стоять у заметного понижения в Главной гряде, у источника Суат, на границе между массивом Тырке и Каратау - следующего высокого кряжа (1200 м над уровнем моря), замыкающего Караби с юго-запада. Недалеко от источника проходит грунтовая дорога, которая спускается к Черному морю. Разумно переночевать здесь на последнем ручье перед безводной яйлой. В мае, пересекая яйлу, еще можно надеяться на снежники в глубоких воронках, но летом стоит запастись водой по крайней мере на пару дней. Иначе отважно задуманная спелеоэкспедиция может превратиться в банальное паническое бегство к Черному морю.

Вы взойдете на Караби утром, и несравненная страна раскинется перед Вами. Застывшие бело-зеленные волны известнякового моря будут набегать бесконечной чередой в лучах слепящего солнца. И если прищуриться, и посмотреть в эту даль, вы увидите в зыбком мареве корабль Летучего Голландца, то бишь, одинокое здание Метеостанции. Плывите попутным ветром к этому зданию. Я говорю “попутным”, потому что в девяноста девяти случаях из ста ветер будет дуть с запада на восток. Запомните это, как своё имя. Когда, как обычно, однажды ночью вы выйдете из пещеры, мокрый и продрогший до костей, и окажетесь в самом чреве тумана и, конечно, без компаса, это знание будет Вашей единственной надеждой на ужин, костер и спальный мешок на дне воронки, где вы поставили свой уютный лагерь. В противном случае, Вы прибережете страшный рассказ для внуков. Показывая шрамы, как вещественное доказательство, будете вспоминать, как всю ночь продирались сквозь непроходимый колючий боярышник и каменные ножи скал. Неведомо в каком направлении, неведомо где. Ваша жизнь едва не оборвалась, когда вы наступили на отверстие неизвестного спелеологам колодца, приняв его по темноте за куст стелющегося можжевельника. Потеряли всех своих спутников, и к утру, будучи в невменяемом состоянии, пили тухлую воду из копытец в скалах. Кричать о помощи уже не имело смысла. После ночи непрерывных упражнений, из горла вырывался только хрип, как у президента США, Билли Клинтона, к концу ответственных речей.

В соседней с лагерем воронке вас найдут товарищи, которые пошли в туалет. Вы будете спать, положив голову на муравьиную кучу, наконец согревшись на утреннем солнце. И когда вас разбудят и спросят, почему вы выбрали именно это место, а не палатку, вы начнете буянить, и, может быть, даже сквернословить, что для вас не характерно. Оставшееся время отпуска уйдет на поиск тех колодцев, в которые вы, благодаря природной осторожности, не свалились в ту памятную ночь с туманом. Но мечта о первопрохождении так и останется мечтой, как и у сонма спелеологов до вас, которые не помнили, что ветер на крымских яйлах дует с запада на восток. Старые опытные спелеологи знают, что колодцы, которые они обнаружили заблудившись, не являются материальными объектами, (точнее сказать, отсутствием их, - то есть почвы под ногами), а являются плодом чистого воображения, даже если они свалились туда и едва выбрались обратно.

Высадка “спелеологического десанта” производилась с помощью геофизического грузовика Института Минеральных Ресурсов Академии Наук Украины, где Виктор Николаевич Дублянский был сотрудником гидрогеологической лаборатории. Грузовик въехал на Караби со стороны Белогорска, и дорога до Метеостанции, проложенная прямо по известняковому монолиту яйлы, не представляла особой трудности, если не считать, что предметы и люди летали как птицы, и не улетели всей стаей только потому, что кузов был выполнен в виде герметической кабины. Настоящая работа для шофера начинается после Метеостанции. Героически было преодолено еще 1000 м “дороги” в перспективном на карст направлении на юго-восток. И здесь десант приземлился (я бы сказал, высыпался) у рощицы буков, на дне неглубокой, и сравнительно просторной карстовой воронки.

Дублянский лично проверил, что в траве не притаился колодец, в который будут падать сонные спелеологи, отправляясь ночью по нужде. Установили палатки для продуктов и снаряжения, установили штабную палатку, палатки участников, разожгли костер, и экспедиция началась. Еще несколько дней прибывали отставшие участники. Вскоре в лагере жило человек сорок. По тем временам география представительства была впечатляющая. Крымский костяк - спелеологи из Симферополя и Севастополя - составлял около трети. Кроме того, были москвичи, свердловчане, красноярцы, пермяки, тернопольцы, и еще, бог знает, кто. Надеюсь, что эти заметки помогут составить полный список тех, кто был тогда на Караби.

Метод поиска пещер применялся тот же, что и за год до этого на Ай-Петринской яйле. Небольшие автономные группы отправлялись в намеченный квадрат и прочесывали его в первом приближении, которое определялось количеством альпинистского снаряжения в группе. Оптимисты брали много снаряжения, с трудом его волокли, и за день успевали прочесать несколько десятков воронок. Пессимисты, утверждая, что излишек снаряжения отпугивает пещеры, будучи налегке, успевали осмотреть пару сотен воронок. Пессимисты обычно находили значительное число объектов, в которые могли только бросить камень, по причине отсутствия снаряжения. На следующий день оптимисты превращались в пессимистов, и наоборот.

В 1963 году новичков не было. Все были матерыми ветеранами, с двух-трехлетним стажем. Стаж Дублянского измерялся астрономической цифрой четыре. В эти четыре года, правда, вместились два рекорда СССР: самая длинная пещера в известняках - Кизил-Коба (12 км), и самая глубокая пещера - Каскадная (256м, Ай-Петринская яйла). Не считая сотен пещер и колодцев меньшей глубины и протяженности. Другим этого не насчитать за всю жизнь. Крымчанам посчастливилось в нужное время жить в нужном месте, - прямо в центре неисследованного карстового материка. Симферопольцы отправлялись за открытиями на троллейбусе и часто через два часа уже были у цели. Кроме того, Дублянский помогал снаряжением, без чего были бы немыслимы штурмы вертикальных и обводненных пещер.

Лагерь жил ожиданием чуда. Наверное, нечто подобное испытывали первые конкистадоры, высадившись в Америке. Могу утверждать со знанием дела, в те годы Караби для крымских спелеологов представлялась такой же далекой, как сейчас Мамонтова пещера в штате Кентукки для спелеологов России. Кто мог позволить себе целый день добираться в одну сторону, и день в другую? Когда выходных в неделе всего два дня, а Чатырдаг виден прямо из окна школы!

И вот мы на Караби… Мечта простирается прямо от палатки в любом направлении на расстояние несколько часов бодрого хода по прямой. Все знают, что под Долгоруковской яйлой расположена пещера Кизил-Коба со своей рекой, у подножия Чатырдага вытекает вода из Аянского источника, питая питьевой водой целый Симферополь, а на северных склонах Караби расположен крупнейший в Крыму карстовый источник Карасу. Каждая яйла как бы бросала два вызова спелеологам: 1. Найти самый глубокий колодец, 2.Спуститься по этому колодцу в недра горы на магистральную подземную реку.

Пещеры имеют большое народнохозяйственное значение! - объяснял Дублянский пастухам, ошалевшим от криков, блуждающих фонарей по ночам, и бряцания железа на спелеологах, перекрывавшем звон колокольчиков на коровах.

- Где вы берете воду для скота? - любил он задавать каверзный вопрос. - Ага! Возите за 20 км! - радовался он. - Так знайте, - реки с чистейшей водой текут прямо под вашими ногами! И наша задача - добыть для вас эту воду!

Пастухи важно кивали головами, и с уважением смотрели на психрометр, который висел на буке и жужжал, навевая сонную дурь, как старый профессор на лекции. Помолчав для солидности, они говорили, что если нам нужна баранина, то только скажите!

Уже на следующий день Гена Пантюхин вспомнил о любезном предложении. Он навестил ближайший кош, и через час мы ели шашлыки. Свежее мясо было, безусловно, вкуснее тушенки, запасы которой к тому же таяли на глазах. Какой-то завхоз недооценил аппетит матерых спелеологов и маститых ученых. Походы за бараниной стали ежедневными. Вскоре пастухи стали стеснятся предлагать баранину в обмен на научные лекции. Однако выход нашелся. Был предложен обмен баранины на плоские батарейки для карманных фонарей. Вначале барашка шла за пару батареек. Однако через месяц, возвращаясь с очередным выменянным барашком на плечах, Гена едва сдерживал гнев:

- Эти морды, - говорил он, эти жмоты, - просят теперь четыре батарейки! Едят их, что ли?

Народнохозяйственное значение воды в пещерах, как средство увеличения поголовья скота на Караби-яйле, очень скоро пришло в противоречие с нашим природоохранным инстинктом. Образцы почв со дна входных колодцев, и коллекция костей, найденных в пещерах, были отправлены в Москву и Киев на анализы. Результат был таков: всего пару тысяч лет назад Караби была в основном покрыта лесом, и водились там типичные лесные звери: волки и медведи. Стало ясно, что именно неумеренный выпас скота превратил Караби в то, что она есть теперь - каменная полупустыня, заселенная коровами и овцами. Когда волочёшь сорокакилограммовый рюкзак со снаряжением, одетый в свитер и комбинезон, чтобы в будущем не замерзнуть в четырехградусной глубине пещеры, и плавишься при этом в прямых лучах июльского солнца, невообразимо приятно помечтать о прохладной тени исчезнувшего леса. В добавок к погубленному лесу, коровы, которых мы обещали напоить пещерной водой, не хотят пропустить момента открытия подземного моря, и толпами приходят к лагерю за новостями. Они не входят в палатки лично только потому, что им мешает заградительная веревка, которой пришлось обнести весь лагерь. Коровы стоят, как посетители музея, слегка напирая на веревку, и мычат с энтузиазмом, день и ночь напролет. Некоторые пытаются завладеть на память сувениром. Особенно ценятся хлопковые рубашки, вывешенные для просушки. Одна запоздавшая корова, которой не досталось сувенира, с горя съела оба рукава от гидрокостюма. Каждая спелеоновость отмечается кучей свежевыпавшего навоза, так что сразу за веревками образовался бруствер из этого библейского материала, который был бы значительно выше, если бы не помощь мух. Волею господа они превращают неживую материю обратно в живую. Мы с нескрываемым отвращением наблюдали, как навоз испаряется путем разлетания.

Одним словом, мы перерождались из общественников в закоренелых индивидуалистов с узко-потребительским мировоззрением. - Найдем пещерную реку и, наконец, как следует искупаемся! И никаких коров! - говорили мы друг другу теперь. Дублянский пошел еще дальше. В свои научные лекции для пастухов он стал, как бы для полноты картины, вкраплять фрагменты о том, как спелеологи нередко находят полуразложившиеся туши коров и овец в пещерах.

- Вода просачивается с поверхности, загрязняется мертвечиной и попадает затем в питьевые источники. И ваши дети пьют эту воду! - говорил он слегка погрустневшим слушателям. Пастухов, правда, больше интересовало клеймо на ушах жертв, и они просили нас не лениться отрезать уши и приносить им для опознания.

Но никакие мелочи быта не могли умерить энтузиазма первооткрывателей. Темп открытий был воистину эпохальным. Все знают, что крымские пещеры знамениты своими кальцитовым убранством, и что половина красивых пещер расположена на Караби. Но не каждый знает, что все ныне самые посещаемые спелеологами пещеры на Караби были найдены в течение одной этой экспедиции 1963 года. До этого карту Караби украшали названия лишь двух пещер: Большой Бузлук и Туакская, описанных А.А.Крубером еще в начале двадцатого века. Лично мне посчастливилось первым ступить на дно шахты Кастере, с её уникальными дисками и гроздьями арагонитовых цветов, а также на дно шахты Молодежной - тогда глубочайшей в СССР. Рассказ о том, как это произошло, будет как бы типичным примером из практики и других групп, которые открывали и составляли планы новых пещер: шахты Мира и пещер Виолы, шахты Крубера и Монастырь-Чокрак, и т.д. - теперь знаменитые объекты.

Самым насыщенным пещерами оказался район горы Иртыш. Чтобы назвать это место горой, надо было иметь воображение картографа Императорского Географического общества, сосланного в наказание за адюльтер в страшную дыру, где никаких балов, и с поручением построить карту расположения примерно миллиона как две капли воды похожих друг на друга воронок, произведенных бесприцельным ночным бомбометанием на плоское, как стол, известняковое плато. Единственное, не сровненное с землей место, возвышается от силы на 50 метров. Картограф назвал его горой Иртыш, по-видимому со слов пастуха-татарина. Гору можно легко опознать, поглядев на юго-восток от Метеостанции. Здесь он и сиживал, наш несчастный одинокий картограф, приводя в порядок рассудок после целого дня перетаскивания теодолита из одной ямы в другую.

Он и не догадывался, что посиди он здесь каких-нибудь 50 лет, и бал придет к нему из Москвы и Питера сам собой. Иртыш станет самой известной горой среди спелеологов бывшей Российской империи, - на этом этапе истории называвшейся СССР. Здесь в майские праздники будет полное ощущение офицерского бала в разгаре. Толпы гордых собой молодых людей, одетых в комбинезоны, и в касках, обвешанные карабинами, будут ходить, размахивая флагами своих формирований, и кричать так, чтобы слышала вся счастливая страна. А красавицы из Тамбова будут нести огромные букеты красных пионов. Как-то я насчитал три сотни спелеологов, и даже не пытался определить сколько горных велосипедистов пронесли мимо нашего лагеря свои печальные машины с погнутыми колесами. У входа в шахту Кастере я застал взвод бойцов, которые по команде лейтенанта, начали маршировать вдоль специально вырубленной просеки. При этом они, как бурлаки, тащили толстую веревку, которая другим концом шла через блок, подвешенный над жерлом колодца, и скрывалась в черноте пещеры. Там, лично рискуя жизнью, висел их командир. Он издавал приказы, которые затем устно транслировались вдоль цепочки. Когда он, в завидном темпе, был извлечен на поверхность, то был идентифицирован мною по околышку фуражки как майор войск специального назначения. Увидев нечаянного зрителя, он пояснил, что использование рядовых в качестве бурлаков не планировалось. Но дело в том, что вследствие замаскированной лесом чрезвычайной локальной пересеченности местности в районе дислокации пещеры, броневик не смог подать задом ко входу на расстояние достаточное для прохождения команды. И, поэтому, веревку не удалось зацепить за крюк на бампере броневика, как было рекомендовано на основе изучения секретных военных карт в штабе дивизии. Но тем не менее, полевая тренировочная операция в горах, осложненных наличием пещер, была успешно проведена, благодаря проявленной солдатской смекалке, мужеству и выучке офицерского состава. Возможно (это мой чистый домысел), что отрабатывался сценарий извлечения атомной бомбы, потерянной по пьянке во время учебных полетов.

Так было 20 лет спустя. Тогда же, летом 1963 года, на Караби собрался почти весь наличный состав спелеологов СССР, и их было немного. По свежим следам, я описал, как была открыта шахта Кастере, в сборнике “Рюкзак”, изданном издательством “Таврия” в 1964 году. В тот день у горы Иртыш собрались почти все. Вчера пастухи показали колодец, из которого они прямо ведром черпали воду. Мы, конечно, тут же размечтались. Всем грезилась пещера с речкой. И только Дублянский качал головой. Согласно его новейшей теории, до речки должно было быть никак не меньше 500 м по вертикали.

Спелеологи старшего поколения стали выяснять, кому должна принадлежать честь первым спуститься к подземной реке. И было, понятно, что выбор будем мучительным, и обязательно появятся обиженные. Даже несмотря на то, что Гена Пантюхин проявил превентивную инициативу, и лично принес ко входу легендарную лестницу длиной 36 м и весом 50 кг.

Поэтому молодежь постепенно расползлась по окрестностям. Сразу за Иртышом, на северо-восток, в 100 метрах от верхушки, в на редкость густой буковой роще, Саша (см. фамилию в “Рюкзаке”, кажется он был из Москвы) имел заначку. Это был типичный “подвешенный” колодец, расположенный не на дне воронки, а на приличной высоте (воронка Кастере очень глубокая), в её скальном борту. Просторный вход крестовидной формы не сразу обрывался отвесом, так что Саша смог без помощи веревки спуститься вдоль осыпи до толстого ствола поваленного дерева. Когда он бросил камень в чернеющий просвет между деревом и скалами, то услышал гулкое эхо - признак большого пространства впереди. Мы повесили веревку и провозились часа два, расчищая дальнейший проход. У ствола бука, пролежавшего здесь не меньше сотни лет, скопилась большая куча земли, смешанной со щебенкой. Когда мы, наконец, сбросили их в колодец, и продвинулись за ствол, то обнаружили новый сыпучий карниз. На этом лежали очень большие камни, которые, когда мы их сбрасывали, производили впечатляющий гул, приходивший прямо из чрева Земли. Этот звук для спелеолога слаще пения Сирен. Мы не могли больше выносить неизвестности и помчались за лестницей.

Уважаемые ветераны и маститые ученые все еще выясняли, кто более достоин войти в историю. Им было не до нас. Пантюхин уже надел комбинезон и каску. Ему было жарко, но лицо его выражало монолитную волю. Воспользовавшись моментом, мы унесли легендарную лестницу.

Саша остался на страховке, я полез вниз, и обнаружил, что легендарной лестницы хватило только-только. Пришлось последние полтора метра спрыгнуть. Я стоял на дне огромного зала. Ни один звук не нарушал его тишины. Только свежая крошка камней на мрачном конусе осыпи и белые звезды на стенах напоминали о произведенном нами камнепаде. Когда глаза приспособились к темноте, я увидел проход в одной из стенок зала. Крикнул Саше, что стою на дне, и сделаю небольшую разведку вокруг.

За порталом прохода обнаружилась длинная горизонтальная галерея. Я шел быстрым шагом, переступая многочисленные каменные котлы. Они прекрасно сохранились с тех пор, когда здесь тек ручей. На стенках, особенно с правой стороны, желтые кальцитовые драпировки начинались у высокого потолка и струились до самого дна галереи. Это было красиво, но так было во многих пещерах Крыма. И вдруг, я увидел нечто совершенно необычное.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

1998