Владимир Петров

Гибель Учителя

Опубликовано:
Свет, №1(20), 1999, с.38-40.

Ах, ну что вы! Обычная поездка, плановая экспедиция Великого Киселёва. Жизнь расписана как по нотам. Конечно, «нам открыта дорога, на много, на много лет», но этот путь часто замыкается в цикл, как трасса испытательного автополигона. Можно свернуть, вместо Хабю поехать на Капову, вместо Каповой на Пинегу, Арабику поменять на Фишт или Загедан, но ещё несколько циклов и все опять возвращается. И ничего не случается. То есть, конечно, случаются паводки, обмены денег, заносы, войны, морозы, ураганы, но вот уже всё позади, мы легко и элегантно, как всегда, выходим из очередной нештатной ситуации, звякает опавшее на землю железо, мы вылезаем, скидывая коконы комбезов, гидр, изотермиков - красавец махаон расправляет крылышки - последнее усилие - сброска, и ты уже сидишь, попивая чаёк на чьей- нибудь кухне или едешь в поезде через пелену дождя и снега - на лице полуулыбка, слушатели уважительно кивают - возвращение.

Архангельск. Вокзал. Нас четверо: Киселёв, Роман Прохоров, Володя Травин и я. Компрессор, шесть баллонов, мешки. До полуночи, когда мы должны сесть на местный поезд, времени много. Гуляя по вокзалу, обнаруживаю «Правила перевозки покойников» - отдельный фанерный плакатик в кассовом зале. Интересно, раньше никогда такого не видел.

Ночь. На станции Паленьга нас уже ждёт УАЗик. Подумать только, водитель ехал посреди ночи три часа, чтобы взять нас и везти в Пинегу. Мы, конечно, платим за этот микроавтобус, о котором было договорено по телефону, но это очень дёшево по московским меркам.

В Пинеге сначала ждём ключ от сарая, где стоит «Буран», потом ждём водителя грузовика, водитель ищет бензин, ждём ещё чего-то. Ждём мы, для местных это не ожидание, они просто живут в, таком ритме. У главной пинежской спелеологини Лены Шавриной забираем груза, оставленные год назад,

В два часа мы уже на месте. Груз за две ходки довёз «Буран» с санями, сами дошли на лыжах. Компрессор, 6 баллонов, 2 катушки, бидон с лёгочниками, груза, мешки с подводным барахлом и едой. В одной избушке уже живут четверо ребят из Архангельска, приехавшие ранее (группа видеосъёмки). Мы - подводники - располагаемся в другой. Дрова под навесом напилены ещё прошлой весной.

Первый день. Погружение в источник Насониха. С утра тарахтит компрессор, забивая баллоны - 3 штуки Киселёва и 3 Ромы Прохорова. Комплект редукторов и лёгочников у нас на одного: легочник + редуктор + манометр - 2 шт., лёгочник + редуктор - 1шт. К моему удивлению, переходника для соединения двух баллонов в аппарат, мы не взяли. Для . рекордных сифонов, на которые надеются Володя и Роман, этого маловато.

В Насониху Володя ныряет с двумя баллонами на боках, катушку разматывает сам. Подходящей коряги у озера не оказалось, поэтому провод закрепляю на себе. Результаты не очень: по основному разлому прямо под массив узость в завале; по ходу вытекающей реки - узость; в обратную сторону неширокий разветвляющийся ход, куда Володя заходит метров на 50. Ни ему, ни Роману не хочется карячиться в этих узостях во втором заплыве. После обеда идём на фото в Олимпийскую. К нашему разочарованию, красивого льда там мало, возвращаемся быстро, но уже по темноте.

Второй день. Дождавшись забивки баллонов, делаю две транспортные ходки к сифону ЖВ52 и занимаюсь колкой дров, пока Володя собирается. Постепенно все уходят - архангельцы на видеосъёмку, наши с мешками к сифону. Последним уходит Володя, и я, оторвавшись от очередного соснового кругляка, провожаю его взглядом. Работы я себе взял достаточно, чтобы, как мне кажется, подойти, когда он будет уже в сифоне. Памятуя прошлый год, мёрзнуть я там не хочу. Переколов весь «урок», захожу в избу попеть чаю и с удивлением обнаруживаю, что Киселёв не взял свой основной подводный свет - чешский самодельный фонарь на четыре больших круглых батарейки с отдельными световым и питания блоками. В принципе света у него хватает, но если это главное погружение поездки, то логичнее взять и самый ёмкий фонарь. Правда, блок питания под водой болтаться будет, и без него баллоны во все стороны торчат за счёт плавучести.

Подойдя к сифону, вижу, что Володя и в воду не заходил ещё. Он пойдёт с катушкой, но не с нашей, а с большой Романа. Кусачки примотаны к катушке изолентой. Быть прикованным к проводу более часа никому из нас не хочется, поэтому ищу скальное ухо у сифона. Одно хорошее место уже занято старым проводом с прошлого года. Хочу его потянуть, попробовать, закреплён ли конец, но Володя останавливает меня - он не хочет, чтобы поднималась муть. Есть хорошее место у самой воды - отверстие в камне, туда вяжу провод. Оно противоположно точке закрепления старого провода, это хорошо, будут меньше путаться. Правда, провод у самой воды, его нельзя будет держать в руке-

Киселёв оделся, спустился в воду, нацепил баллоны, одевает ласты. Одна из ласт вдруг расстёгивается и Володя подаёт её мне. На пряжке сломана перекладинка, и ремешок проскальзывает. Заправляю ремешок через большое отверстие, которым пряжка надевается на грибок – вроде держится нормально.

Наконец Володя уходит в сифон. Некоторое время мы наблюдаем подёргивания провода, затем каждый выбирает место для ожидания и начинается болтовня о том о сём. Я краем глаза посматриваю на провод. Ноги зябнут. Хорошо, что не такой мороз, как год назад. Сейчас за все три дня не видели ясного неба, почти оттепель.

...Немного темнеет. Прошло минут 50, но провод неподвижен. Всем немножко неспокойно, как всегда, когда человек не выходит к сроку. А кстати, сколько он должен пробыть под водой? 3 баллона по 180 атм, должен выйти через час с остатком -1/3 всего воздуха, может через 1.30 без воздуха. Это очень приблизительно, конечно, но при лучших условиях 2 часа максимум. Рывков не было, значит он всё время под водой. Наибольшая глубина 9 метров, средняя 4-5...

Примерно через 1.20 с начала погружения натянулся и ослаб старый провод. Он заканчивается на 100 метрах, следовательно, Киселёв не дальше первого отвилка. Теперь уже не отрываю глаз от нашего провода. Ещё минут 10-15, и я вижу несколько сильных длинных рывков, или скорее, натяжений, нового провода. Кроме меня, на провод в этот момент никто не смотрит. Ждём ещё. От избушек приходит один человек (не помню кто). Заметно стемнело. Роман что-то считает в уме, из его беззвучно шевелящихся губ иногда прорываются шёпотом какие-то цифры - ага, прикидывает расход воздуха.

Два часа прошло - воздух весь, если Киселёв всё это время был под водой. А это так, раз через полтора часа после погружения он был на старом проводе. Если бы не было этого натяга старого провода, рывки нового были бы поняты как сигнал о прохождении сифона (на исходе воздуха?) - самый простой вариант. Самый лучший вариант. Даже этого нет - за 20 (в лучшем случае) минут до конца воздуха он в 100 метрах от выхода. Другие варианты? Замкнул кольцевой маршрут под водой, или частично посуху, нашёл выход или пузырь на обратном пути, прошёл он с перерасходом воздуха и не может вернуться - ещё какие? Если он вышел в известные пещеры ЖВ-51 и ЖВ-53 - так из ЖВ-51 он сам выйдет. Подходят ребята из видеогруппы. В двух словах объясняю всё Юре Николаеву, и они идут в ЖВ-53. К ней уже ходили в первый день, вход завален был. Весь груз решаем отнести в избы.

На развилке сбрасываю станок и налегке подхожу ко входу в ЖВ-51 - за бревно привязана верёвка, уходящая в заснеженную дыру. Там в дальней части есть озерки, и на них мало льда. Ко мне никто не выходит.

Весь груз в избах, все вернулись. В ЖВ-53, оказывается, раскопали вход и всё осмотрели - там небольшое оконце, озерко с сифоном.

Совет в избе. Это всё, я уверен. Роман тоже, но мы не останавливаем ребят— всплыл в воздушном пузыре, сидит без воздуха за сифоном, и т.д. Роман набрасывает список снаряжения, и Андрей с Лёшей уходят в Пинегу. «В Москву чтоб не звонили!» - кричу им уже под скрип лыж. В Пинеге окажутся поздней ночью. Если будет вертолёт, он прилетит не раньше 10 и не позже 14 часов. Там ещё на Кулогорских пещерах есть группа, можно взять двоих - хотя зачем, тут и так хватает. Возвращаемся в свою избу. Предложение каждые два часа ходить к сифону никто всерьёз не принял, нутром чуют - бесполезно.

Утро. Роман готовит компрессор, остальные идут утаптывать посадочную площадку. По углам намечаем её срубленными ёлочками, с правой подветренной стороны заготавливаем ветки для костра и бутыль с бензином. Слушая небо, я вспоминаю, как с французами ждали вертолёт на Арабике, когда началась война. Иногда с юга доносит шум, но быстро узнаются трактора и пилы - это лесоразработки. Около 11-ти я слышу знакомые частые удары с посвистом, ну точно он. Проходит над сопочками к Ю-В от нас, идя на Пинегу. Продолжаем разминаться на площадке, утаптывая её лыжами.

12 часов. Вертолёт летит к нам. Зажигаем костёр. Белое округлое брюхо почти касается вершин чахлых сосенок, по ложбине идёт на нас, слегка подрагивая. Свистящие удары заполняют всё пространство. Это конец, надежды нет, я знаю точно, я знал это ещё когда истёк срок по воздуху, но понял сейчас. Завис, чуть повернулся, мягко присел на задние лапы, осторожно погрузил в снег переднюю, и тотчас в лицо ударили снежные кристаллики, и костерок моментом разнесло, дым тоже на нас, в глаза. Ага, вот Андрей в кабине за спинами пилотов. Дверь вбок, лесенка, и из чрева, сразу же в снег по пояс - высокий в гортексе, другой в пуховке, девушка - очки, и ещё один - шапка из красивого не знаю чьего меха и знакомая малиновая куртка - группа крови и «Поисково- спасательная служба» - и рюкзаки, лыжи, баулы, кофр с красным крестом. Лёша уже в кабине что-то обсуждает с пилотам >. Я подбегаю ко всей куче - «лыжи не о, пройдите метров 20 до твёрдой лыжни» - винт всё заглушает. Хватаю двухбалонник, жёлтую сумку от посейдоновского комплекта, тащим всё к нашей избе. Всех загоняю во вторую пить чай, собираемся, садимся, знакомимся. В гортексе - спасатель, парень с девушкой – из группы с Кулогорской, малиновая куртка - врач из ПСС. У него отстранённое, без эмоций лицо, такое бывает у тех, кто долго занимался внутренними стилями у-шу.

Опять совет. Вертолёт может прилететь сегодня вечером или завтра утром, связь с аэропортом в Пинеге по «Карату», усы антенны уже растягивают за дровяным навесом. Ребята привезли 4 двухбалонника, в одном из баулов какой-то реанимационный аппаратик, стекло выглядывает из-под застёжки. План не изменился. Роман ныряет с четырёхбалонником, его страхует Тильман со вторым комплектом. Забиваем баллоны, относим всё к сифону.

Я подсобираюсь на всякий случай, если что, мне лететь сопровождающим сегодня. Надеваю на шею под куртку володину «Минольту» с ч/б плёнкой, несколько кадров - Тильман тащит 4-хбалонник, общий вид толпы у сифона, Роман перед погружением. Он что-то о плохих приметах. Ну какие могут быть приметы ещё? Гидра у него мокрого типа с одним компенсатором, на груди клапан выпуска и штуцер для шланга. Заливаем в гидру тёплую воду из термоса.

Роман уходит около 15 часов, почти как Киселёв вчера, пристегнувшись к новому проводу. Настраиваемся ждать не меньше получаса. Оператор с видеокамерой выходит из воронки, снимает общие планы и не успевает подойти к первому выходу Романа.

Вот забулькало в дальней части за перемычкой, пятнышко света фокусируется в горящие глаза фонарей, большое жёлтое пятно обретает резкость и распадается на Романа, 3 баллона, катушку, один лист и пояс с грузами. «В общем, он в 60 метрах отсюда, я его на обратном пути нашёл, под потолком, я ещё метров 20 прошёл, искал где закрепить провод» - «А баллоны где? На нём были?» - «Да нет, там всё разбросано было, потом расскажу...» - и опять под воду.

Андрей в штанах от гидры стоит в воде, лыжной палкой вылавливает плавающие баллоны и подаёт их на снег. Все они пусты, снаружи всё нормально.

Подходит оператор с камерой, ждём ещё минут 25, появляется Роман, за ним ещё одно жёлтое пятно. Отпущенное тело всплывает в дальнем краю сифона, на правом боку, спиной к нам, На нём уже ничего нет, кроме одежды, каски, одной ласты и пикетажки на левой руке. Руки и ноги полусогнуты. Роман вначале что-то ищет на дне озерка, мы кричим, что вторую ласту уже забрали, он садится спиной на осыпь, снимав т ласты, воздух с шумом травит через заклинивший лёгочник. Обмёрз, наверное. «Ну что ж за ... твою мать то!» - шепчет Рома, наконец, аппарат снят.

С того момента, когда вчера мы унесли вещи от сифона, я всё больше освобождался от ответственности за всё, что произойдёт дальше, теперь это чувство почти абсолютное: всё идёт своим чередом, от меня ничего не зависит. Хотя нет, есть одно дело - в Москву должен звонить я. Звонить будем из Архангельска, не раньше, это решено. Вертолёт уже не нужен - не срочно. ГАЗ-66 с кунгом (ПССовский) нас встретит завтра на конце лыжни у дороги. Груз довезёт «Буран» из заповедника.

На собранной акъе волокут к избушкам тело. Ноги выпрямлены, руки сложен на груди, всё упаковано в жёлтый пластиковый мешок. Завозим акъю в одну из холодных нежилых избушек, в прихожую, я делаю последний за сегодня кадр. К концу дня прояснилось, ночью подморозит, утром пойду пешком, без лыж.

Солнце, лыжня держит, лыжи сзади на верёвочке сами едут, рюкзак почти пустой. Можно идти не спеша, «Буран» ещё не подъехал. Меня обгоняет Володя Травин, я же часто стою смотрю по сторонам, щурясь от слепящей белизны снега. Стрелка манометра ложится на ноль, с последним вдохом лёгкие заполняет холодная вода, спина прижимается к потолку галереи, выплюнут уже ненужный загубник, не имеющие веса руки и ноги, сделав последние гребки, повисают в пространстве, и только подсевшие фонари, не выключенные хозяином, освещают часть свода, руки и лёгкую муть воды между ними. Но этого маленького, быстро темнеющего объёма уже никто не видит.

В экстренном выпуске вестника «Барьер» и в «Вестнике УСА» была приведена гипотеза гибели Киселёва, которую Роман Прохоров изложил в общих чертах сразу же по выходе из сифона. Спустя месяц после нашего возвращения у меня появилась одна мысль, и я попросил его показать, как были запутаны два баллона в ходовом проводе. Роман взял кусок шланга, и сложив вдвое провод, привязал его тем, что у Льва Скрягина в книге «Морские узлы» названо «самозатягивающийся узел».

- Кажется, так, но я не помню, один или два раза сложенный вдвое провод обвивал шланг.

- Он не запутался в проводе. Он привязал баллоны к проводу. Два пустых баллона с магистралями.

- Да ты ещё не знаешь. Там так может запутаться...

Я не подводник, я не настаивал.

Я думаю, баллон, который Киселёв оставил на 100 метрах, испустил воздух, пока лежал. Почему это произошло, неясно. Возможно, от колебаний провода лёгочник поменял положение, и кнопка была чем-нибудь придавлена. Это случилось, когда Володя был уже далеко, иначе он услышал бы шум выходящего воздуха. Не следует исключать, что из-за переохлаждения он мог проигнорировать шум, даже если слышал его. Двигаясь далее, он нарушил «правило одной трети». Ведь он должен был оставить 1/3 воздуха в резерве, следовательно, двух баллонов хватило бы на прохождение всего сифона, а расхода их он стал лишь после 100 метров. Получается, что, вернувшись на исходе воздуха, он обнаруживает пустой баллон.

Он привязывает два пустых баллона с магистралями к ходовику и даёт сигнал. Если бы мы вытянули два баллона, мы могли бы переставить магистрали на забитые баллоны (их было 3), и Роман мог выйти навстречу. Шансы невелики - Роман не был одет - подготовка к выходу заняла бы менее 15 минут.

Я единственный, кто видел этот последний сигнал. Его нельзя было однозначно интерпретировать как сигнал помощи (серию коротких быстрых сильных рывков). Я мог взять провод в руки - для этого надо было встать в сифон по пояс. Даже если бы мы приняли сигнал правильно. знаю, решились ли мы тянуть за провод изо всей силы. Баллоны можно было выдернуть только с большим усилием, а это противоречит правилам обращения с ходовиком в сифонах (заклинит, оборвётся) и моему скромному опыту выдающего провод с катушки.

Сомнительно также, что Киселёв смог придумать столь сложную комбинацию, когда стрелка последнего манометра неудержимо стремилась к нулю, но, согласитесь, изложенная мной гипотеза давала некий шанс. Во всяком случае, это - единственное объяснение того, что:
  - он не пристегнулся к ходовику;
  - он подавал какой-то сигнал;
  - он привязал (именно привязал!) два баллона к проводу.